И самое главное — что мне с этим делать⁈
Если посильнее надавить и попытаться эти непонятные ошмётки сместить, не выдержат каналы. А даже если и выдержат, тромбы-то никуда не денутся, самое большее в ближайший узел набьются. Спрессуются там — и тогда уже всё, абзац! Это ведь не сверхсила в чистом виде, это нечто иное, какая-то из её производных.
Хм… А не получится ли запустить обратную трансформацию? Растворить, вновь вернув естественную форму?
Я сосредоточился на одном из наиболее чётко различимых сгустков и попытался оценить его структуру, но на это моих урезанных способностей к ясновидению уже не хватило. Пришлось энергетический тромб попросту нейтрализовать.
Воздействие получилось воистину хирургическим, не сказать — ювелирным, но пусть мне и удалось предотвратить короткое замыкание потенциалов, без последствий вмешательство не осталось: Инга дёрнулась и закашлялась, на губах её выступила кровь.
Девица-фельдшер вскрикнула, я в сердцах припечатал её крепким словцом, после чего потребовал заткнуться и держать селезёнку.
Своих манипуляций я в любом случае продолжать не собирался, поскольку точечное уничтожение сгустков панацеей стать не могло — для этого их было слишком много, некоторые мне даже не удавалось толком различить. Тут следовало воздействовать на всю внутреннюю энергетику Инги разом, благо за время работы в Службе реабилитации уже накопился немалый опыт поддержания долгосрочных терапевтических воздействий.
Требовалось лишь подобрать нужную частоту энергетических вибраций, а ещё не переборщить с их интенсивностью.
Ну — поехали!
Естественная сопротивляемость операторов зачастую до предела затрудняла такого рода манипуляции, а вот Инга в своём теперешнем состоянии оказалась едва ли не идеальным пациентом. Единожды запущенные колебания сами по себе нисколько не ослабевали — просто не успевали, поскольку гасли при взаимодействии со сгустками-тромбами, и это доводило коэффициент полезного действия прилагаемых мной усилий едва ли не до единицы.
Время от времени я менял частоты и корректировал характер вибраций для достижения наилучшего терапевтического эффекта, пытался подобрать наиболее разрушительные для энергетических тромбов вариации, и мало-помалу те начали рассеиваться. К тому времени, когда прибежали с носилками дюжие санитары, уже наметился естественный переток сверхсилы, и состояние Инги стабилизировалось.
Вроде как.
В операционную меня не пустили. И хирургическая бригада в консультанте со стороны заинтересованности не выказала, и хмурые сотрудники контрольно-ревизионного дивизиона время попусту терять отнюдь не собирались. Они и без того с крайней неохотой согласились сделать крюк до горбольницы.
К месту происшествия мы возвращаться не стали, вместо этого на служебном вездеходе меня доставили в штаб-квартиру ОНКОР, где незамедлительно препроводили в прекрасно знакомый кабинет.
— На манеже всё те же! — провозгласил при моём появлении старший советник надзорного дивизиона Спас.
— И не говорите! — поддакнул я и поприветствовал каждого поимённо: — Илларион Валерианович, Георгий Иванович, Эдуард Лаврентьевич, Альберт Павлович… Моё почтение!
Майор Городец глянул хмуро и проворчал:
— Позубоскаль тут ещё! — После потребовал: — Давай! Излагай свою версию! Только не официальную, где случился конфликт на почве личных неприязненных отношений, ты отобрал у оппонентов оружие, после чего их застрелил. С такой трактовкой событий тебе самое место за решёткой! Простым превышением пределов необходимой обороны не отделаешься, точно умышленное убийство инкриминируют! Так ведь, Илларион Валерианович?
Спас кивнул и хмуро подтвердил:
— Всенепременно инкриминируем, невзирая на былые заслуги. Вот прямо сейчас передадим дело следственному дивизиону и руки умоем, — подтвердил он, вздохнул и спросил: — Ты зачем два трупа на себя повесил, дурень?
Я пожал плечами.
— Если до суда дойдёт, одному отбрехаться проще будет. Да и не отправят дальше фронта.
Хозяин кабинета выразительно постучал карандашом по столу.
— «Если дойдёт»? — вычленил Эдуард Лаврентьевич из моего заявления основной посыл. — А какие тут могут быть ещё варианты?
— Разные! — улыбнулся я через силу. — На самом деле это было спланированное нападение. Убитые были активистами кружка доцента Резника, а мне удалось найти доказательства того, что его прорывной проект зиждется на одной сплошной фальсификации.
Спас вопросительно взглянул на Альберта Павловича, а после его утвердительного кивка уточнил:
— Документальные доказательства?
— Свидетельские показания. Готов изложить свою версию.
— Да какой ещё проект⁈ — возмутился Эдуард Лаврентьевич. — Кто вообще такой этот Резник? Тот тип, которого едва не взорвали?
Городец жестом попросил коллегу умолкнуть, встопорщил усы и потребовал:
— Выкладывай, что ты там нарыл!