— В больнице сказали, что у Инги Снегирь помимо всего прочего наблюдаются остаточные признаки обширного спазмирования внутренней энергетики, — произнёс он и спросил: — Что там у вас стряслось?
— Что ещё говорят? — вскинулся я. — Какие у неё перспективы?
— Восстановится, — уверил меня куратор. — Так что с ней случилось?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Но это точно не последствия перенапряжения. Она даже к сверхсиле обратиться не успела! Там какое-то непонятное световое воздействие было, будто стробоскоп замигал. Меня ослепило, а у Инги, такое впечатление, каналы энергетическими сгустками перекрыты оказались. Просто я их ещё до приезда медиков почти полностью растворил.
Сотрудников ОНКОР моё заявление нисколько не заинтересовало, а вот Альберт Павлович вцепился почище клеща, принялся выспрашивать подробности и выпытывать детали. Даже какие-то пометки в блокноте делал, не полагаясь на свою вроде как безупречную память.
Он так деталями нападения не интересовался!
Городец вернулся через полчаса, с порога объявил:
— Работаем!
Эдуард Лаврентьевич едва ли не выпрыгнул из кресла. В противовес ему Илларион Валерианович спокойно вернул на блюдечко кофейную чашку и поднялся на ноги без всякой спешки, отчасти даже — вальяжно.
— Надо понимать, показания подтвердились? — уточнил старший советник.
— Подтвердились, — кивнул Георгий Иванович. — Нам санкционировали допрос Резника, а также обыск его квартиры и рабочего кабинета.
— Но не задержание? — уточнил Эдуард Лаврентьевич с некоторым разочарованием.
— А это уже будет зависеть от того, что получится нарыть. Возможно, и вовсе придётся отдать дело коллегам, — заявил Городец.
Альберт Павлович озадаченно склонил голову набок и спросил:
— Так это твоё «нам санкционировали» относилось не только к контрольно-ревизионному дивизиону? Руководство в мудрости своей решило подключить к расследованию смежников?
— Смежники сами инициативу проявили, — вздохнул Городец. — Держат, так сказать, руку на пульсе… — Он явно намеревался добавить крепкое словцо, но глянул на Спаса и удержался, обратился ко мне: — Помалкивай, понял?
Я озадаченно посмотрел на него, потом выглянул в коридор и кивнул.
— Понял. Молчу в тряпочку.
— Эдуард, твой выход! — распорядился Городец.
Специальный агент кинул быстрый взгляд на зеркало и поправил галстук, после чего покинул кабинет и решительно зашагал по коридору.
— Эльвира Генриховна! — повысил он голос. — Только не говорите, будто собираетесь подключиться к нашему расследованию!
Высокая дама, стройная и при этом отнюдь не обделённая формами, обворожительно улыбнулась и мягким грудным тоном произнесла:
— Ох, Эдуард, вы будто не рады меня видеть!
Сопровождавшие её молодые люди уставились на представителя контрольно-ревизионного дивизиона без всякой теплоты, ну а тот их и вовсе проигнорировал.
— Безумно рад. Как и всегда! Но считаю неправильным смешивать личное и служебное, а потому предпочёл бы лицезреть вас во внерабочей обстановке, в иных интерьерах и, разумеется, в другом наряде.
Дамочка, которая, судя по нашивкам, пребывала в одном с ним капитанском чине, услышанного нисколько не смутилась.
— В неглиже, надо понимать?
— Идеальный вариант, — подтвердил Эдуард Лаврентьевич, и от сопровождающих госпожи Хариус едва дым не повалил. — Но я не об этом. Какой у вас интерес к Резнику?
Эльвира озадаченно изогнула бровь.
— Мы здесь это будем обсуждать?
Городец легонько пихнул меня в спину, заставляя покинуть кабинет, и позвал:
— Эльвира Генриховна! Присоединяйтесь!
Дамочка прошла мимо, на меня даже не взглянув, а из всей её свиты руку протянул только Юрий — сосед Льва по служебной квартире. Впрочем, кроме него я никого больше и не знал, если, конечно, не принимать в расчёт младшего военного советника, с которым мы схлестнулись во Всеблагом.
Как его — Соль? Точно! Дамир Соль!
Он меня проигнорировал, я внял совету Городца и тоже старое поминать не стал, как не попытался и подслушать разговор в кабинете. Всё же не в компании простых операторов стены в коридоре отираю, это аналитики с повышенной чувствительностью к энергетическим проявлениям. Не только возмущение от моих манипуляций уловят, но и в их суть вникнут. Стыда потом не оберёшься.
Совещание заняло не больше четверти часа, первой кабинет покинула Эльвира Генриховна.
— Мальчики, по коням! — позвала она за собой четвёрку молодых людей.
Следом вышел Георгий Иванович, обернулся и спросил:
— Альберт, ты нас подбросишь?
— Разумеется! — улыбнулся тот. — Идёмте!
Мы покинули здание и погрузились в легковой автомобиль, мне пришлось тесниться на заднем сиденье, зато Городец разрешил:
— Спрашивай!
— Куда сейчас? — уточнил я первым делом.
— Квартиру Резника обыщем, после с ним самим на кафедре побеседуем.
— Не сбежит? — забеспокоился я и сразу понял, что сморозил глупость.
— За ним приглядывают, так просто не сбежать, — уверил меня Георгий Иванович. — И хоть об инциденте на лодочной станции уже известно, имена погибших держатся в тайне. Не должен запаниковать.
— Не должен, — согласился с ним Альберт Павлович, выворачивая со двора вслед за кавалькадой из четырёх машин.