— Скажи, — обратился к бывшему пленнику Броэрек, — почему ты прятался от нашего патруля?
— Я вдруг испугался, — признал Евтихий. — Мне подумалось, что я уже давно не помню, кто я такой. То есть, рассудком — или тем, что от него осталось, — я, конечно, все помню: и нашу деревню, и карьер у троллей, и того человека, Авденаго, который сделался доверенным лицом Нитирэна, его правой рукой… Но я ничего не чувствую. — Он коснулся груди, показывая, что сердце его молчит. — Я помню себя как совершенно постороннего человека.
— В этом нет ничего страшного, — заверил его Геранн.
Впору подивиться убежденности, с которой он произнес эти слова! Ведь Геранн слышал о подобном случае впервые. Но он много лет командовал гарнизоном пограничного замка и умел внушать людям уверенность в себе и обстоятельствах.
— Я хотел бы остаться здесь, — нерешительно проговорил Евтихий.
Геранн приподнял бровь.
— А как тебе мысль о том, чтобы вернуться в твою старую деревню?
— Ее больше не существует, — ответил Евтихий.
Геранн помрачнел.
Он хорошо помнил несколько троллиных набегов, случившихся в последние годы. Два из них были особенно опустошительными.
— Пока ты можешь остаться здесь, — помолчав, позволил Геранн. — Отдохни, как следует поешь. И избавься от этих проклятых тряпок, умоляю!
— Есть кое-что, что моему господину хорошо бы узнать как можно скорее, — сказал Евтихий.
— Завтра, — бросил ему Геранн. — Броэрек приведет тебя в мои личные покои. Сядем удобно и поговорим без помех… и неприятных запахов. Расскажешь все. А сегодня — ради всего доброго на свете — приведи себя в порядок!
В самую ту ночь, когда решалось, кто станет верховным правителем троллей, Нитирэн или Эхуван, Авденаго расстался с Евтихием.
Евтихий ожидал своего хозяина возле храма Комоти, не решаясь избавиться от упряжи: в любой момент следовало быть готовым изобразить верного и бессловесного раба. Авденаго выскользнул из храма, когда синяя луна уже опускалась к горизонту; на небе царила долгая, полная событий полночь.
После храмового зала, где с наступлением темноты зажгли факелы, ночь показалась Авденаго слишком темной. Он огляделся по сторонам, но рассмотреть в сплошной мгле сумел только бесформенные черные тени.
— Этиго! — позвал он.
— Я здесь, — тихо отозвался Евтихий.
Авденаго подошел к нему и на ощупь принялся быстро сдергивать со своего раба веревки.
— Моя предприимчивость нас всех погубит, — объяснил он — Я теперь лучший друг Нитирэна. Сам не понимаю, как такое вышло! Есть вероятность, что уже завтра меня убьют. Поэтому ты уйдешь отсюда прямо сейчас.
— Разве я тебе больше не нужен? — спросил Евтихий, с облегчением высвобождаясь и усаживаясь на телегу.
— Нужен, но не настолько, чтобы сдуру рисковать еще и твоей жизнью.
— Это похоже на самоотверженность, — заметил Евтихий.
— Может быть, это и есть самоотверженность? — предположил Авденаго. — Хотя, скорее, это просто здравый смысл. Если Нитирэн проиграет, я умру. Если Нитирэн победит, у меня будет столько рабов, сколько я захочу. А ты свободен. И хватит разговоров, а то от избытка добрых чувств я разрыдаюсь. Давай лучше ловить конька. Мне кажется, я чую его запах, — где-то он бродит поблизости.
Конек действительно нашелся довольно скоро и охотно дал себя запрячь. Он пару раз презрительно махнул хвостом по лицу Евтихия, как бы негодуя на то, что человек посмел занять место, по праву принадлежащее хорошо обученной лошади.
— В опилках на телеге осталось немного еды, — добавил Авденаго. — Воду найдешь по пути. Уезжай и не оборачивайся.
— Нитирэн победит, — сказал Евтихий.
— Я рад, что ты так считаешь, но все равно — уезжай.
Из темноты до них вдруг донесся сиплый стон: там до сих пор корчился пригвожденный к земле Тагана.
— Прощай, Авденаго, — помедлив, проговорил Евтихий. Он тронул поводья, причмокнул губами, и конек тронулся вперед. Телега тихо покатила по траве. Авденаго посмотрел ей вслед, совсем недолго, и возвратился в храм Комоти.
Геранн закрыл лицо руками, устало потер глаза. Ему не хотелось встречаться взглядом с Броэреком. Он и без того знал, как смотрит на него сводный брат: чуть сочувственно и уж конечно без тени насмешки. Как и подобает сводному брату, человеку близкому и в то же время не забывающему свое место.
Геранн специально отложил разговор с Евтихием. Владелец замка хотел, чтобы Евтихий немного освоился и пришел в себя. Никогда не следует судить о человеке, пока он болен или унижен; следует подождать — истинное лицо, как правило, поразительным образом отличается от личины.
Но личина, остающаяся после долгого общения с троллями, слишком прочно прирастает к коже. Никаких иных объяснений происходящему не находилось.