Нелегал

Дахати Эхувана стоял рядом с телом своего господина. Кровь капала с его подбородка в зловонную лужу. Несколькими шагами Нитирэн пересек храм, схватил дахати своего поверженного противника за шею и убил его. Авденаго слышал, как хрустнули позвонки.

Затем Нитирэн обернулся к Авденаго и захохотал.

— Ночь закончилась, Авденаго! — крикнул он. — Ночь закончилась. Сейчас Черная Комоти увидит, чем закончилась ночь, и придет сюда, чтобы очистить свой храм и всю эту долину. Нам пора уходить.

Авденаго потащился к выходу, спотыкаясь. Ноги у него подкосились, и он упал бы, если бы Нитирэн не схватил его повыше локтя и не потащил за собой.

Прохладный ветер и пронзительный фиолетовый свет наступающего утра были как исцеление от изнурительной болезни.

Высоко над долиной чернела гора. С того места, где стоял Авденаго, казалось, будто солнце восходит прямо над ней, над ее срезанной верхушкой. Но так казалось лишь в первые минуты. Затем стало ясно, что пылает сама гора Комоти.

— Вулкан, — пробормотал Авденаго. — Но как она узнала?

— Она — Черная Комоти, — был торжественный ответ Нитирэна.

Огромный тролль выпустил Авденаго и чуть отошел от него. Нитирэн стоял один, широко расставив ноги и вскинув над головой руки. Темное лицо его было залито багровым светом, зрачки застыли в узких раскосых глазах — четыре пылающих точки, — орлиный нос нацелился в небо.

Одежда Нитирэна была испачкана, кисти рук распухли, на одном из запястий до сих пор болтался обрывок веревки. И все же он был самым великим из всех земных владык, какого только мог вообразить Авденаго.

Ощущение мощи и величия захватили Авденаго, ему захотелось смеяться и кричать. И вдруг он, как будто со стороны, услышал собственный голос: он действительно смеялся и кричал! Все, что окружало его в этот миг, наполняло его ликованием, сдерживать которое не было никакой возможности. Все: и вулкан, готовый излить в долину потоки лавы, и хмурый, как будто разъяренный рассвет, и великолепный тролль, и обжигающий легкие ветер.

Земля загудела.

— Теперь все знают, — провозгласил Нитирэн. — Барабан нашей земли проснулся, и весь народ знает о моей победе. Ты — мой дахати. Я не ошибся в тебе.

— Ты выбрал меня… из-за веревки? — тихо спросил Авденаго. — Из-за того, что у меня вместо пояса была прочная веревка! Ты сильно рисковал, Нитирэн.

— Но ведь я оказался прав, — сказал Нитирэн.

Авденаго запрокинул голову и посмотрел своему господину в лицо.

— У тебя больше выдержки, чем у бедного Эхувана.

— О, Эхуван — поистине бедный! — засмеялся Нитирэн.

Глядя на него, засмеялся и Авденаго. Никогда в жизни ему еще не было так хорошо. Он вдруг понял, что за все восемнадцать лет ни разу еще не встречал человека, с которым можно было вот так смеяться. Просто от радости, от хорошего настроения.

— Холодная вода после жирной пищи легко может убить тебя, — прибавил Нитирэн. — Эхуван понадеялся на свой крепкий желудок. Впрочем, я знал, что у Эхувана — очень крепкий желудок. Мне доводилось наблюдать за Эхуваном на пирах. Он в состоянии выпить холодной воды после жирной пищи и остаться в живых. Поэтому я и отравил воду.

* * *

Под рокот отдаленного грома, в облаках, пронзаемых солнечными лучами, возвращался Нитирэн из храма Черной Комоти к остальным троллям, в долину, на место Великого Камбая. Нитирэн шел пешком, высоко подняв голову, а рядом с ним то важно вышагивал, то бежал, догоняя своего господина, его низкорослый дахати, некий Авденаго, о котором никто ничего не мог сказать, кроме того, что он носит на пальце кольцо Морана Джурича.

Заревела одна труба, затем другая, третья… Скоро весь лагерь наполнился гнусавым их воем. Застучал, затрясся барабан, но его звук тонул в громах, разрывающих воздух над горой Комоти.

Окруженный своими сторонниками, Нитирэн медленно продвигался к самому центру Великого Камбая. Авденаго не отходил от него ни на шаг: в обязанности дахати, как он скоро выяснил, входило принимать дары, предназначаемые для господина. Потом те дары, которые господин по какой-то причине отвергнет, дахати может забрать себе. Таков обычай.

Скоро Авденаго уже сгибался в три погибели под тяжестью плащей, шуб, поясов, шкур, шлемов, чаш, высушенных голов, бунчуков, пряжек и прочего добра. «А телега моя — далеко уже», — подумал Авденаго рассеянно. Ни о рабе, ни о коне он не печалился так сильно, как о своей телеге, такой надежной, такой прочной, такой безотказной! В опилки можно было бы закопать столько ценностей!

Для Нитирэна тем временем соорудили трон. Времени на строительство настоящего сиденья не оставалось — гора Комоти пробудилась, и Черная Комоти готова была уже вырваться в долину. Поэтому-то, согласно обычаю, для возведения трона верховному правителю были использованы тела его верных соратников. Пять сторонников Нитирэна встали на четвереньки, на их спины положили мягкую шкуру, а поверх забрались еще трое, и вот на их-то спинах и утвердился Нитирэн.