Нелегал

Авденаго сидел у ног Нитирэна и наливал вино в его чашу, а Нитирэн за каждую поданную ему чашу дарил своему дахати какую-нибудь новую вещь, так что скоро Авденаго обзавелся уже превосходной одеждой, походной сумкой, сапогами из мягкой кожи, пряжкой, изображающей пьяного человека, пытающегося укусить самого себя за зад, и другими чудесными предметами.

Кругом пили и выкрикивали бессвязные здравицы. Музыка долетала сразу отовсюду. Авденаго чувствовал себя пьяным и счастливым.

Это ощущение невозможно было сравнить ни с каким другим. В прежней жизни такого просто не случалось. Вокруг творилось нечто значительное, важное — гораздо более важное, нежели просто повальная пьянка с дебоширством, более важное, чем победа местной футбольной команды или выборы в местный муниципалитет. Начиналась какая-то новая эпоха в жизни троллиного народа.

К середине ночи долину встряхнуло возбуждение. Авденаго не сразу понял причину этого. По правде сказать, он немногое из происходящего видел с того места, где находился. Однако будучи дахати победителя, Авденаго словно бы находился в эпицентре праздничного взрыва и улавливал малейшие изменения в самом его дыхании.

Что-то случилось. На праздник явилось нечто новое, и радость получила свое завершение. Теперь ликующий народ ни в чем не знал недостатка — всего у троллей было сейчас в избытке, и от довольства трескалась каждая физиономия.

Ибо в долину приехали женщины.

Из туманной крепости Гарагар они с волнением следили за небом, и когда Черная Комоти высунула из вулканического жерла свой расплавленный язык, дабы слизнуть оставленные для нее жертвы, — женщины стали собираться в путь. Теперь они знали, что верховный правитель великого народа избран и, если он успел спастись от пиршества Черной Комоти, то теперь со всеми своими сподвижниками сам пирует в долине.

Троллихи разоделись в разрисованные золотыми и синими узорами льняные платья. От обилия краски платья эти стояли колом. Подол, ворот, рукава и многочисленные разрезы были обшиты лохматыми меховыми полосками. У большинства эти полоски были также вызолочены или выкрашены в какой-нибудь яркий цвет, например, в красный.

Они въехали в долину на телегах. Восемь-десять красавиц сидели, поджав ноги, на горе опилок или соломы, а одна, стоя в развевающихся одеждах, с распущенными волосами, правила лошадьми.

Одна за другой вкатывались телеги в узкое горло долины, и скоро все пространство между кострами затопило женским смехом, блеском нарядов, сиянием глаз и зубов, и стало очень тесно от протянутых рук. Тролли хватали подруг за талию, тащили к себе, спешили угостить и напоить, прижать к сердцу, прикусить зубами милую верткую прядку волос.

Одна из телег остановилась прямо напротив Авденаго, и женщины с хохотом начали спрыгивать на землю. Троллиха, которая правила лошадьми, оставалась стоять на телеге: ноги до колен врыты в опилки, руки крепко держат поводья, длинные золотые браслеты причудливыми спиралями взбираются до самых локтей, а каждая прядь длинных волос уложена в особый чехольчик, сделанный из змеиной шкурки, причем головки змей были сохранены.

При виде этого великолепия Авденаго так и раскрыл рот, а троллиха чуть улыбнулась и, дождавшись, пока все ее подруги сойдут на землю, поехала дальше.

О, разумеется, она знала, что дахати победителя жадно смотрит ей в спину! Это запросто можно было определить по тому, как она кокетливо двигала лопатками и встряхивала волосами-змеями. А больше всего возбуждало троллиху то обстоятельство, что дахати не мог побежать за ней: его место было у ног господина, дабы неустанно наполнять его чашу и раздавать от его имени дары.

А Нитирэн, как он ни был счастлив и пьян, оказывается, все замечал. Он наклонился вдруг к Авденаго и шепнул:

— Хороша.

Авденаго вздрогнул, но Нитирэн уже выпрямился. Правитель величаво повернул голову и заревел вслед уезжающей троллихе:

— А ну, ты!.. А ну стой! А ну, иди сюда, красотка! Куда это ты убегаешь?

Та, помедлив, развернула телегу и неспешно вернулась. На ее лице сияла победная улыбка.

Круглолицая, смуглая и бледная, с очень узкими щелками черных, сверкающих глаз, она явно принадлежала к аристократии троллиного народа. Это видно было и по ее росту, для троллихи значительному, и по украшениям, и по манере держаться. Губы у нее были синеватые, а зубы она, как и многие ее подруги, красила золотой краской.

— Атиадан! — воскликнул Нитирэн. — Злой Колокол, я узнал тебя!

Атиадан ответила глуховатым, низким голосом:

— Теперь, когда ты узнал меня, я вынуждена остаться с тобой.

Нитирэн засмеялся.

— Тебе этого не хочется?

— Я хорошо нарядилась, — фыркнула Атиадан. — Сам решай, хочется мне или нет оставаться с тобой.

Спутницы Атиадан уже облепили Нитирэна: одна сидела у него на коленях, другая забралась головой ему под мышку, третья уселась к нему на плечи, четвертая обнимала его за голову. Еще одна кисловато посматривала на Авденаго, однако ласкать его не спешила.