Нелегалы 2. «Дачники» в Лондоне

— Мы знали только одну сторону их жизни, чисто внешнюю. Это то, что они добросовестно занимались коммерческими делами и были всегда добры, внимательны и честны по отношению к своим друзьям и товарищам. А другая, более важная сторона их деятельности была скрыта он нас, и мы их за это не осуждаем. Да мы и не вправе осуждать их, потому что то, что они делали, делалось из добрых побуждений, во имя воплощения своих идеалов, без которых, как я поняла, жизнь их стала бы абсолютно бессмысленной. Они дорожили своими идеалами, держались за них. И это вызывает у нас, англичан, только уважение: без идеалов не стоило бы жить вообще. Это единственное, очевидно, что помогает им и сейчас в России. Однако я заметила, Питер выглядит в фильме очень грустным. В моей памяти он был, как и Хелен, всегда счастливым и жизнерадостным. А теперь, мне кажется, огонь потух в его глазах. Моррис выглядит как тот человек, который испытывает какое-то раскаяние, разочарование…

Но так ли это?

Легкая тень пробежала по бледному старческому лицу Морриса, когда он решился ответить на этот вопрос.

Начал он издалека:

— Каждый живет жизнью своего поколения, а основными событиями в жизни моего поколения были революция в России, война в Испании, военные действия в Европе, в которых я принимал самое непосредственное участие… Затем были Хиросима и Нагасаки… и была борьба за мир, за запрещение ядерного оружия, в которой мы тоже принимали самое активное участие. Своим сотрудничеством с советской разведкой мы помогли предотвратить ядерную катастрофу и сохранить мир на планете Земля. Все мы — и немецкий ученый-атомщик Чарльз, и американский физик Персей, и их надежные связники Раймонд и Стар, без которых немыслимо было бы обеспечивать СССР информацией о разработках в США атомной бомбы, — делали одно благое дело. И потому мы не испытывали и не испытываем чувства горечи и разочарования за свои дела. А что касается Советского Союза, то я в целом отношусь к нему с уважением, хотя мои политические взгляды не всегда и не во всем совпадали с подходами бюрократического руководства этой страны. Нельзя не уважать Россию хотя бы за то, что она вынесла на своих плечах и после семнадцатого года, и в тридцать седьмом, и во вторую мировую войну. Это во-первых. А во-вторых, мы ведь прониклись социалистическими идеями и восхищались ими еще тогда, когда они были чистыми и правильными, это потом уже их извратили и испохабили. И виноваты во всем этом те, кто руководил страной после Ленина. А руководили ею люди с двойными душами, начиная со Сталина и кончая Горбачевым. Они прекрасно понимали, что отходят от провозглашенных Лениным принципов новой экономической политики, и все же отходили все дальше, ведя страну в тупик, к глубокому кризису…

Моррис Коэн сделал паузу, посмотрел на супругу, ожидая от нее поддержки. И дождался:

— А происходило это все потому, что в высшие эшелоны КПСС, к государственному рулю пробивались люди не по деловым качествам, а те, кто был предан этой самой номенклатуре, то есть это были такие же коррумпированные выкормыши. Пробиваясь наверх, они, как и их предшественники, не думали о своем народе и потому не делали для него действительно что-либо полезное, необходимое для нормальной жизни. Сами же партийные боссы «жировали», стремились жить по провозглашенному ими лозунгу — «по потребностям». Для них никаких запретов ни на что не существовало. Вот поэтому партийная номенклатура десятками лет поддерживала тот сталинский дух и режим, при котором никто не мог свободно мыслить или высказать открыто свое отличающееся от официальной точки зрения мнение. С такими, как известно, не церемонились, с ними всегда запросто расправлялись. А государственное образование, опирающееся только на силу и страх, на репрессии и лживую пропаганду, никогда не выдерживает внутренней напряженности. Поэтому и рухнул Советский Союз, прекратил свое существование. Гибель его наступила столь же стремительно, как и гибель Российской царской империи в семнадцатом году. А когда старые структуры стали рушиться, то, к сожалению, не оказалось ничего такого, что смогло бы скрепить новое государственное образование. Новоявленные же скороспелые демократы не были готовы к созиданию и к пониманию своей роли. Благо еще, что народ, наивно полагавший, что он победил опостылевший ему режим, поддержал новых российских лидеров. Эта поддержка была своего рода индульгенцией от всех грехов и ошибок, она, кстати, и определила особое лицемерие и цинизм сегодняшней власти, обладающей, как ей кажется, «кредитом доверия», выданным самим народом. Потому-то и преступность, и мафиозность, и коррупция, и самодурство остались в России нормой общественных отношений…

Моррис, внимательно слушавший супругу, зашевелился в кресле-коляске, осторожно переставил больные ноги, укутанные пледом, а затем мягко, неторопливо заговорил: