Нелегкая поступь прогресса

— Я думал об этом. Проходимцам, вроде английского посла и формального главы заговора, князя Трубецкого как раз и нужен такой: безвольный, не слишком умный. Да-с. С умом юноши ничего не поделаешь — налицо пьяное зачатие. Думаю, что выходом стал бы публичное осуждениеграфом Алексеем Бобринским всех мятежей, производимым якобы в его пользу и решительный отказ от каких бы то ни было притязаний на трон.

Я задумался. В самом деле: во всех случаях, когда формировались комплоты в пользу Бобринского, несчастный недоумок был совершенно не при чём. Просто парню дико не повезло: зачатый во время многодневной пьяной оргии, он родился слабым физически, неумным, слабовольным и к тому же, лишенным всяческого личного обаяния. Все эти качества пропили его родители. До попадания в армейскую школу мальчика практически ничему не учили, он даже читал с трудом да освоил четыре действия арифметики. К тому же, де Рибас потворствовал слабостям, а может быть и намеренно развращал мальчика: табак, спиртное, доступные девки (в тринадцать-то лет!), азартные игры нисколько не осуждались наставником. С одной стороны, как сказал один довольно неприятный, но отнюдь не бездарный писака «нет человека — нет проблемы». А с другой стороны, убийство мальчишки станет пятном на репутации императора. Но, с третьей стороны, Бобринского, по понятным причинам, могут прибить и противники Павла. Вот и думай, что в такой ситуации делать. Надо признать, выход, предложенный Румянцевым весьма недурен: граф и сам был любимцем Екатерины, обласкан ею и осыпан милостями. Да, были у них и размолвки, но размолвки — это дело житейское. Опять же подлинная версия о заступничестве графа за мальчика вполне удобный повод и сохранить жизнь, и переложить ответственность за его судьбу.

— Скажите, граф Пётр Александрович, согласитесь ли вы на такую комбинацию: вы через меня передаёте прошение о снисхождении по отношению несчастного мальчика на имя государя императора, а я со всей ответственностью посодействую, чтобы его величество принял взвешенное решение. Алексея Бобринского передадут вам на воспитание, а вы уж окружите его нужными людьми, надёжной охраной из преданных вам людей. И обязательно подберете для него самых лучших учителей. Недурно было бы обучить мальчика какому-нибудь делу, не связанному с командованием.

— Да-да! — горячо подхватил Румянцев — К руководству Алексей решительно неспособен, поскольку не обладает ни целеполаганием, ни жёсткостью, ни смелостью, ни умом, необходимых дельному офицеру. А вот стать строителем, лекарем, топографом или ещё кем, работающим, по преимуществу самостоятельно, он способен вполне. Не достигнет больших чинов? Какая безделица! Впрочем, эти заботы станут важными совсем нескоро. Но, Юрий Сергеевич, вы верно обещаете мальчику свою протекцию?

— Моё слово твёрдо, Пётр Александрович.

В этот момент постучались, и в комнату заглянул адъютант с сообщением:

— Ваше сиятельство, фельдъегерь ожидает в приёмной.

— Зови.

Фельдъегерь, мужчина лет сорока, с впечатляющей фигурой, поклонился, представился и подал Румянцеву объёмистый пакет. После того как главнокомандующий расписался на оболочке пакета, он задал вопрос:

— Скажите, поручик, каково здоровье Их величеств?

— Когда я лично получал корреспонденцию у Их величеств, августейшая чета выглядела вполне благополучной и довольной жизнью. О прочем сообщать не уполномочен.

— Благодарю за службу, поручик, я вас более не задерживаю.

Фельдъегерь с достоинством поклонился и повернулся ко мне:

— Имею ли я честь видеть графа Юрия Сергеевича Булгакова?

— Да, это я.

— В таком случае, благоволите получить именное послание от Его императорского величества.

Так же как и Румянцев, я встал, принимая столь важный документ, вынул из оболочки невеликий конверт, расписался на оболочке, поставил дату и время, и после ухода фельдъегеря вскрыл конверт. В конверте оказалось ещё два конверта, поменьше: один надписанный Павлом Петровичем, второй от Натальи Алексеевны. Письмо императрицы к службе отношения не имеет, поэтому я убрал его во внутренний карман мундира. Первым я вскрыл письмо Павла Петровича.