— Ладно, ладно. — Брюнетка важно кивнула и вытащила еще один лист из папки. — Но вначале немного истории. Пятого мая тысяча девятьсот двадцать первого года был создан специальный отдел при ВЧК, СПЕКО, которому было поручено следить за режимом секретности и соблюдением государственной тайны. Руководить отделом поручили Глебу Ивановичу Бокию, члену РСДРП с девятисотого года, человеку неординарному, мыслящему широко и склонному к мистике. Интереснейшая личность. — Она сделала неопределенный жест и как-то очень странно улыбнулась. — При обыске в его доме нашли целую коллекцию засушенных мужских фаллосов. Так вот, при его непосредственном участии в начале двадцать пятого года при СПЕКО организуется секретная лаборатория нейроэнергетики, начальником которой назначается Александр Васильевич Барченко, известный ученый биолог, оккультист, ученик легендарного Бехтерева. Его интересуют работа мозга, электрический потенциал живой клетки, гипноз, телепатия, а главное, управление психикой и поведением человека. Еще в двадцатом году он возглавлял экспедицию на Кольский полуостров в район Ловозера, где наблюдал необычайное явление «эмерик», до сих пор приводящее специалистов в недоумение и представляющее собой неизученный феномен массового зомбирования. Результаты своих практических и теоретических изысканий Барченко обобщил в фундаментальном труде «Введение в методику экспериментальных воздействий энергополя». Однако в тридцать седьмом году после расстрела ученого все материалы попали в НКВД — и с приветом. — Брюнетка замолчала, быстро перевернула лист и кончиком языка облизала губы. — Ну вот, добрались наконец до сути. Невинно-мысский считает, что все работы по зомбированию, проводимые нашими спецслужбами, основываются на трудах покойного Барченко. Настоящее уходит корнями в прошлое, а ведь еще Козьма Прутков говорил: зри в корень. — На губах ее заиграла торжествующая улыбка. — В общем, отыскался человечек один, работавший вместе с Барченко. Это бывший сотрудник Седьмого отделения, подполковник в отставке некто Степан Евсеевич Кустов восьмидесяти девяти лет от роду. После расформирования СПЕКО в тридцать восьмом году он служил оперативником в ИТУ, во время войны был командиром заградотряда, затем начальником тюрьмы особого режима. Сейчас проживает в Луге, занимается пчеловодством, вдовец, церковный староста в местном храме. Имеет ордена Красного Знамени, Красной Звезды, кучу медалей. Словом, жизнь прожита не зря.
— Ну что ж, надеюсь, он еще не впал в маразм. — Полковник посмотрел на фотографию благообразного, длинноволосо-длиннобородого старца, зевнул и неожиданно усмехнулся: — Ладно, сам съезжу, лично пообщаюсь.
Странная все-таки штука память…
Ему почему-то вспомнились слова из дурацкой песенки, так горячо любимой его младшим сыном: Здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты, Ты подарки нам принес, пидерас горбатый?
В Лугу Полковник попал только к обеду — хоть и выехал рано, но по скользкой дороге особо не разгонишься, да и сто сорок верст тоже не шутка. Проплутав немного по бугристым, щебеночным проселкам, он нашел наконец улицу Болотную и запарковал машину у чахлой осиновой рощицы, сплошь заваленной мусором, ржавыми жестянками, битым стеклом. Неподалеку, в тупике, стоял большой деревянный дом, в котором и обретался на старости лет Степан Евсеевич Кустов.
— Бобик! Шарик! — Держа наизготове баллончик «антидога», Полковник осторожно приоткрыл калитку, просунул голову, прислушался и, не обнаружив во дворе злой собаки, поднялся на крыльцо, негромко постучал: — Хозяин! Хозяин!
— Сейчас иду, сейчас. — Послышались шаркающие шаги, дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник сухощавый, крепкий еще старик. — Тебе чего здесь, мил человек? Заблудился?
Он подслеповато щурился, вглядываясь из-под руки, но смотрел приветливо, незлобиво.
— Здравствуйте, Степан Евсеевич. — Полковник помахал документом, заверенным в Союзе писателей, оскалился уважительно и протянул старцу руку. — Ефим Широкий, журналист, работаю над повестью о героическом прошлом, боюсь, без вас книга получится неполной.
— А ты не томись, мил человек, заходи-ка в дом. — Повертев документ так и эдак, хозяин возвратил его гостю, щербато осклабился, посторонившись, махнул рукой: — Все одно без очков не прочесть, да я и без бумажки тебе рад. Все живая душа…
— Спасибо. — Полковник вошел в полумрак просторных, заваленных вековым старьем сеней, и в нос ему резко шибануло запахом зверинца — дом был полон кошек. Черные, белые, рыжие, в полоску, в крапинку, в клеточку, они пушистым ковром устилали пол, урчали, играли, почесывались, вылизывались, лакали что-то из жестяного корыта, светящиеся, словно угли, глаза их следили за незваным гостем отовсюду — с полок, с потолка, с мебели, с антресолей. Это был какой-то кошкин дом….