Она произнесла имя и фамилию, не разделяя их, в одно слово и получилось что-то похожее на «танатос». Танатос, танатос… Что-то из античной мифологии. Ах да, Эрос и Танатос. Любовь и Смерть.
Странный ответ удивил Малахова не меньше, чем неожиданное обращение на «ты». По виду дама была совсем не из тех, кто фамильярничает с незнакомыми людьми.
— Малахов, Виталий Павлович, — представился он. — А где же остальные, где моя супруга?
— Я знаю, кто ты, — слегка кивнула она, проигнорировав его вопрос. — А ты легко можешь догадаться,
Казино! Ну, конечно же! Удивленное лицо погибшего мальчика, револьвер на молодой траве, женщина в красном, переступающая через тело так, как он только что перешагнул через поваленное бревно. Сейчас она казалась старше и менее смуглой. Другими были одежда, волосы и даже цвет глаз — но все же это абсолютно точно была та самая женщина.
— Ты же последнее время часто думаешь обо мне, — продолжала собеседница. — Например, совсем недавно, на кладбище… И только что, когда услышал тишину. И когда вспомнил мое имя по-гречески…
Он был не в состоянии вымолвить ни слова.
— Ну! — поторопила она. — Ты сам скажешь, кто я такова? Или хочешь, чтобы я представилась?
— Вы… вы… — он не решался произнести это вслух.
— Я Смерть. Ну что же ты застыл как истукан? Признайся, ты же хотел меня увидеть. Вы все этого хотите, вам всем любопытно, какая я и что несу с собой… Вы боитесь меня — и одновременно вожделеете. В этом одна из самых главных, самых сокровенных человеческих тайн — тайна любви ко мне. Тайна Любви к Смерти. Вы постоянно заигрываете со мной, кокетничаете со мною, пробуете на вкус маленькими глотками, уверенные, что в любой момент можете выйти из игры. Я — любимая тема ваших разговоров, вашей философии, вашего искусства и литературы…
«Может, она ненормальная? — мелькнуло в голове у Виталия. — Но откуда она здесь взялась? Сбежала из какой-нибудь близлежащей психушки? В таком костюме, в таких туфлях? Нет, этого не может быть… И как она сюда попала? Неужели пришла пешком? Я ничего не понимаю!»
— Да и не поймешь! — с усмешкой прокомментировала она его мысли. — А потому мой тебе совет — не напрягай голову, она у тебя и так болит. Просто поверь мне на слово.
Нет, впечатления умалишенной эта дама точно не производила. Скорее всего, это был какой-то нелепый розыгрыш, непонятно кому и зачем понадобившийся.
— Ну, можешь думать так, если тебе это удобнее, — она вздохнула, словно бы даже устало. — Но я бы посоветовала тебе побыстрее мне поверить.
— О чем же можно разговаривать со смертью? — Он чувствовал, что против своей воли втягивается в эту нелепую игру. — Я всегда считал, что ей не до бесед с людьми. Пришла, взмахнула косой — и нет человека.
— Значит, ты всегда ошибался. — Она поудобнее устроилась в деревянном кресле, закинула ногу на ногу. — Или плохо читал свою любимую художественную литературу, там много про это написано… Перед тем как забрать кого-то, я обязательно встречаюсь и разговариваю с каждым. Таково мое правило. Все-таки смерть довольно значимый момент вашей судьбы. Это не чашка кофе в кафе и не торопливый перепих в номере отеля, пока супруга ходит по магазинам.
«Откуда она все знает? Боже всемогущий,
Нельзя было поддаваться ей, нельзя было показать, насколько он растерян и испуган. Малахов взял себя в руки и заговорил, как ему показалось, даже насмешливо:
— А это вы уже что-то перемудрили, сударыня. Она снова вопросительно подняла бровь.
— Ну, про долгие разговоры с каждым из людей перед кончиной. Многие ведь умирают мгновенно. Идет себе человек по лестнице в собственном подъезде и знать не знает, что навстречу ему спускается киллер…
Дама понимающе кивнула:
— Ты еще не забыл о своем друге, да? Как его, Саша Семенов, кажется… Да, я встречалась и с ним. Разговаривала с ним, как и со всеми другими. Просто пока я говорю со своим клиентом, в вашем, людском, мире могут пройти секунды. А могут года или даже десятилетия. Кому как повезет.
— И где же ты находишь на это время? — он тоже перешел на «ты», решив не церемониться с этой женщиной, кто бы она ни была. — Нас ведь на земле шесть с лишком миллиардов. И каждую минуту, я думаю, умирают тысячи, если не миллионы. Как ты умудряешься поговорить с каждым?