— Дак… Нету, мисс. Больше нету. Я туда больше не пойду. Я лучше утоплюсь. Господом клянусь.
— Успокойтесь, Энни. Мы вас не заставим вернуться. Мы никого ни к чему не принуждаем. Вас дома обижали?
— Всё потому, что я сказала, не буду больше. Он хотел, чтобы я с этим… это… Ну, я ни в какую. Никогда. И он меня стукнул сильно и запер, а я в окно и по трубе по дождевой…
— Вы говорите о вашем покровителе?
— Моем… как?
— Кавалере…
— A-а… да, он, он…
— А семья ваша, Энни? Есть у вас родные?
— Да-а, есть. Ну, мать-то померла, царство ей, значит, небесное… Сестра в Бристоль уехала. Вот я и думаю, денег накоплю, да к сестре.
— А отец? Тоже умер?
— Да лучше б помер, прости господи, извините, мисс. Он-то мне и вмазал… — Я осторожно потрогала пальцем губу.
— Отец, — ахнула Руби. — Ах, Боже мой… — Однако эмоции эмоциями, а дело делом. Она встала, предложила мне посидеть и вышла. Меня бегло осмотрела фельдшерица, интересовавшаяся в первую очередь паразитами и побоями, а не наркотиками, и мне удалось скрыть свою исколотую руку. Затем ванна, смена белья, горячее питание и постель в отделенном занавеской отсеке. Вечерняя суматоха была в полном разгаре, поэтому никто не заметил, что я позаимствовала на полке пару подушек и одеял, которые засунула под свою кровать. Пошатавшись по коридору, я улучила момент и стащила еще какие-то платье и шляпу. Они тоже полетели под кровать. Свет еще горел — электрический, не газ — в здании шумели женщины и дети. Я стащила башмаки, улеглась на тонкий матрасик и закрыла глаза. Спать я не собиралась, размышляла о моральной стороне предприятия. Бывают средства, которые нельзя оправдать никакой целью, однако грязная шпионская работа должна быть выполнена, и никто не подходит для нее лучше меня.
Все-таки я задремала, потому что услышала приближение шагов и почувствовала себя снова на драных мешках с соломой. Вскочив, я уставилась в озадаченное лицо Руби Хеплуайт.
— Энни, что с вами? Что случилось?
— Ничего, мисс. Приснилось тут…
— Неприятный сон, понимаю. Вы не хотите подать жалобу на отца или на кого-нибудь еще?
— Ой, что вы, мисс, не надо, они ж меня порешат!
— Энни, Энни, вас никто ничего не заставит сделать, если вы не захотите сами. Завтра мы вас посадим в поезд и отправим в Бристоль, если вы хотите и если вы уверены, что сестра примет вас.
— Ой, мисс, правда? Господь вас благослови! Она примет, примет, она мне письмо написала, когда маленького родила, да он не пустил. Я денег накоплю и вам вышлю, как Бог свят…
— Нет, не нужно. Я дам вам также адрес женщины, к которой можно обращаться в Бристоле, если возникнут проблемы. А сейчас не хотите ли выпить какао с бутербродом в столовой?
— Спасибо, мисс. Я сейчас, только ботинки зашнурую.
— Увидимся утром, Энни. Спите спокойно, ничего не бойтесь.
— Спасибо вам, мисс.
Я натянула башмаки и направилась в столовую. Бутерброд оказался с салом. Эту пищу я бы и на здоровый желудок вряд ли перенесла, пришлось хитрить. Я подсела к каким-то детишкам и распределила между ними свою порцию. Потом мы спели несколько бодрых гимнов и всех отпустили спать. Придя в свой отсек, я написала записку на прихваченном мимоходом со стола листке и улеглась, дожидаясь, пока все стихнет.
Наконец ноги отшаркали, голоса затихли, последние самые капризные дети умолкли. Кое-откуда доносился храп. Я зашнуровала ботинки — никто не обратил внимание, что уличный цветок заявился в башмаках на бесшумной каучуковой подошве. Вытащив из-под кровати подушки и одеяла, я уложила их, чтобы изобразить спящую фигуру. Заимствованное платье, слишком для меня короткое и широкое, накинула поверх своего пальто, чтобы усилить впечатление, что хозяйка его почивает. Достала очки и набор отмычек. Холмс советовал взять фонарик и фомку, но зачем бы я стала таскать вещи, которые невозможно спрятать? Осторожно, чтобы не греметь, сунула отмычки в карман, где лежали также самые обычные вещи: маленький кошелек, дешевый носовой платок, огрызок карандаша, сигареты, коробок спичек. Я вынула нацарапанную для очистки совести аккуратными каракулями записку.
Обернув запиской перстенек Крошки Холмса-Незабудки, я сунула его под шляпу и вышла в коридор.
Убежище соединялось с остальными зданиями двумя проходами. Дверь побольше на первом этаже и маленькая дверь наверху, запираемая на ночь. Спальни для женщин и детей на втором этаже; между нижним этажом, на котором находились офисы, кухня и небольшая процедурная, где, собственно, и протекала жизнь этого заведения, и третьим этажом, где размещались кладовые, спальни для дежурных и жилые помещения персонала. В час ночи наверху, конечно, никого не встретишь.