Нелепо женское правленье

Знакомая комната. Вспоминая ее, я взвешивала три возможных варианта маскировки сейфа. Второй оказался верным. Декоративный карниз сбоку камина скользнул в сторону, обнаружив стальной квадрат со стороной восемь дюймов.

Я опустилась на подлокотник дивана, тупо уставившись на эту железяку. Дура я, дура… Холмса бы сюда! Замок наилучшего качества, он не поддастся на мои уловки, усвоенные за курс обучения у одного из холмсовских знакомых (не того, который открыл ресторан). Популярный образ взломщика сейфов со стетоскопом — фикция. Сейфы открывают не на слух, а при помощи осязания, пальцами. Железные нервы и бесконечное терпение требуются этому артисту, художнику — взломщику сейфов. После всего пережитого в последние дни я явно проиграю в схватке с этим чудом техники.

«Зови Холмса! — советовал здравый смысл. — Вот увидишь, как мимолетное раздражение мигом сменится на его лице пониманием, сочувствием… В конце концов, не вскроешь сейф сегодня — он и завтра никуда не убежит».

Я поднесла к камину стул, растерла ладони и пальцы и сосредоточилась на механизме замка. Очень скоро по лбу поползли капли пота, все время норовя затечь в глаза. Жару добавляли и тлеющие у ног угли. Через полчаса я откинулась на спинку стула, перевела дыхание, размялась.

Час. Два часа. Я бьюсь над этим магическим квадратом, все чаще прерываясь для отдыха. Пальцы ласково поглаживают наборный диск. Губы безмолвно шевелятся. Подхожу к дивану, вытягиваюсь на нем в полный рост, расслабляюсь. Возвращаюсь к прерванной работе. Сначала мне помогает Холмс, но потом образ его блекнет, в мозгу остаются лишь баранье упорство и непреклонность с проблесками сценических решений типа: «Входит Марджери»; «В комнату вбегает Мари с занесенной над головою кочергой».

Двадцать минут шестого. Через три часа и шесть минут отчаянных мучений наборный механизм сладко зевнул и ослабел в моих дрожащих пальцах.

Я откинулась и прижала ладони к лицу. Лицо, ладони, тело словно бы принадлежали разным людям. Согнав все части тела в кучу, я вытащила очки.

Секретов у Марджери оказалось немного, но секреты весьма весомые. На зрительную память я не жалуюсь, но сейчас не тот случай, чтобы доверять памяти. Позаимствовав у Марджери лист бумаги, взяв ее перо, я сделала краткую опись документов. Вот они в хронологической последовательности:

— свидетельство о браке с майором Томасом Силвертоном, 23 мая 1915 года;

— орден «Военный крест» на пурпурно-белой ленте;

— телеграмма, начинающаяся словами «С ГЛУБОКИМ ПРИСКОРБИЕМ…», датированная 3 ноября 1916 года;

— свидетельство о браке, составленное на французском языке, датированное 9 декабря 1920 года — еще и двух месяцев не прошло; Марджери записана под девичьей фамилией, никакого упоминания о Силвертоне; супруг ее — некий Клод де Финетти, адрес его лондонский, род занятий — французский эквивалент нашего «джентльмен»;

— завещание от 19 декабря 1920 года, подписанное Марджери, а также в качестве свидетелей Мари и еще какой-то не вполне грамотной женщиной; согласно этому документу, половину имущества она оставляет мужу, а вторую половину — Новому Храму в Господе;

— еще одно завещание, составленное в тот же день, согласно которому Клод де Финетти оставляет все свое имущество жене, Марджери.

Я всмотрелась в почерк этого человека, внимательно прочитала имя, которым он себя называл. Буквы, нанесенные на бумагу рукою обманщика. Свидетельствующие об аморальности «м», дышащие жестокостью «т», самовлюбленные взлеты пера, завитки законченного подлеца. Я нисколько не сомневалась, что здесь отметился мой похититель. Что ж, вот мы и встретились… «Клод»…