Нелепые и безнадежные

Среди необразованных жителей деревни и охотников за нечистью Вайорика казалась эрудированной, очаровательно недоступной красавицей, оказавшейся в этом ужасном месте по какой-то нелепой ошибке. Ее место среди знати, среди роскоши! Лишь на родине, когда было поздно что-либо менять, Роджер Лаветт осознал, какую необразованную дикарку, шипящую на каждый угол в доме, он привез.

Вскоре Вайорика Лаветт оказалась запертой в башне восточного крыла вместе с малолетней дочерью. Там они прожили лет пять, пока судьба не взыскала неоплаченный долг.

Сколько бы ни молилась румынка, сколько бы заклинаний ни читала, взрезая брюхи крыс, сколько бы икон она ни развешивала по стенам проклятого дома, конец близился – одна из жительниц башни должна была покинуть этот мир.

Из жизни Вайорика Лаветт ушла в возрасте двадцати пяти лет, выстрелив себе в голову во время кукольного чаепития серебряной пулей из старого кольта, подаренного отцом на свадьбу. Кровь разлилась по скатерти, лицам напомаженных куколок и маленькой кудрявой девочки, так и не понявшей, что произошло, и продолжавшей пить с мамочкой чай.

В тот самый день малышка впервые услышала Голос. Он сказал ей не плакать.

В момент смерти супруги Роджер Лаветт находился уже на другом конце океана.

Через год, пропадая все это время без вести, Роджер Лаветт вернулся домой с новой женой и двумя младенцами. Женою оказалась не говорящая по-английски, неестественно высокая женщина с красновато-коричневой кожей, усеянной непонятными геометрическими узорами, золотыми волосами, доходящими до пят, и черными глазами.

Ангваснэзомтэка – так ее звали. Уроженка острова, не отмеченного ни на одной карте.

Никто не знал, как Роджер Лаветт попал на этот остров, как он смог найти общий язык с враждебными аборигенами, перебившими половину команды, выживших членов которой по возвращении домой Роджер Лаветт застрелил в порту.

Ангваснэзомтэка породила на свет двух Лаветтов – Гэзунка и Пивэйна. Старшего сына она задушила в колыбели. Ангваснэзомтэку застали за попыткой (удачной, стоит отметить) отгрызть малышу голову и разодрать маленькую грудь, в которой, по ее словам, до сих пор билось сердце.

Если бы не забытая отцом дочь, второго мальчика не удалось бы спасти. Девочка выкрала его из-под носа мачехи, пока та оскверняла труп первенца.

Хороня сына и вторую жену, Лаветт не думал ни о том, каким образам дочь оказалась в нужное время на другом конце дома-лабиринта, ни о том, почему голову его сына так и не нашли.

Через восемь лет Роджер Лаветт вновь отправился в путешествие и вновь вернулся не в одиночестве. С ним прибыло три темнокожие женщины, одна из них была сильно беременна, две – на руках с детьми. Прожив три ночи в Сейкрмоле, женщины взялись за руки и, ступив с одной ноги, спрыгнули с крыши вместе с младенцами.

Последним «сувениром», привезенным из путешествий Роджера Лаветта, была Ёсико Ёсидо. О ее прошлом ничего не известно. Она родила дочь Эмили, с которой так ничего и не сделала, была нелюбима мужем и забита до смерти пасынком шесть лет назад.

Такой была жизнь лорда Лаветта – долгой, насыщенной, окутанной тайной, полной приключений, неповторимых ощущений, но бессмысленной и кончившейся в одиночестве.

Глава 3. Похороны. Знакомство с детьми покойного

Немногие пожелали проститься.

Покойный был человеком не самым приятным. Друзей старый Лаветт не имел и не хотел иметь. «Деловые партнеры» так радовались его кончине, что до сих пор не протрезвели и никак не смогли прийти. Живых родственников осталось немного, почти всех унесла резня на Лаветт-Роу.

На похоронах было лишь трое Лаветтов. Дети покойного.

При стольких неудачах, невзирая на этику, плюя в глаза судьбе, Роджер Лаветт смог-таки оставить жизнеспособное потомство.

Старшей была Вадома Лаветт – дама лет тридцати на вид. Ее худое, бледное, почти белое лицо с впалыми щеками выражало искреннюю скорбь. Их отношения с отцом были сложными, но где-то в глубине души, где-то очень глубоко, она уважала, и, быть может, даже любила его.

Последние годы жизни лорд Лаветт потратил на попытки наладить отношения с Вадомой. Разумеется, у него был скрытый мотив. Избавиться от проклятья, наложенного родной дочерью, предвещавшей ему мучительную смерть, – вот чего он желал.

Последние минуты лорд Лаветт провел с ней. Это она уложила его в постель, зная, что конец близок, заварила снотворный отвар, поцеловала отца перед сном. Мотив старика был ясен, и все же время, проведенное вместе, лесть, уговоры, редкие угрозы, мольбы, смирение тронули Вадому. Она провожала отца в иной мир не как ненавистного тирана, а как никудышного, злобного, но раскаявшегося родителя.

Вадома быстро хлопала черными ресницами, имитируя сдерживаемый плач. Она была в черном платье, сшитом еще до ее рождения, в черном капюшоне. Белоснежная кожа светилась из-за тончайшей вуали, как луна в облачную ночь. Она была похожа на призрака. Высокая, бледная, холодная, окутанная в черноту до кончиков пальцев. Вадома всегда носила перчатки вне стен своего дома.