– Потому что ты дурак и бессовестный стервец, но любимый. – Он наливает себе еще коньяка. – Пиздец, теперь за руль не смогу сесть. С вами одни нервы. То ты на грани, то она. Нет слов, семейка. – Снова залпом выпивает и с хлопком ставит рюмку на стойку, а потом разворачивается ко мне и прислоняется бедрами к мебели. – Иногда люди сходятся по непонятным мне причинам. Кажется, что разные безумно, как огонь и вода, но вот что-то срастается, сходится, как пазл в пазл. Идеально. Да только ты – пламя, а она вода. Руслан, ты ее в один момент уничтожишь.
– Все ты знаешь. Агата рассказала, с чего началось наше знакомство?
– Да что там рассказывать? Думаешь, что не видно? Или мы в каменном веке живем? Или я не знаю, кто такой Руслан Коршунов? Смешной, вся элита уже второй месяц насмехается, что тебя с трона свергли. Все всё знают, но молчат, а ты играешь по их правилам. Ее подставили, подложили под тебя, а ты нашел крайнюю. Разуй уже свои глазенки, у тебя там не шоры, у тебя там бегемот сдох.
– Сколько желающих поумничать развелось, а что меня на улицу выбросили – всем насрать.
– Ой, бедненький. – Давид злится, стискивает губы и ехидно смеется. – Она выбросила? Ей насрать? Ты тупой? Наверное, прилично приложило тогда машиной. Нет, лучше: тупой, глухой и слепой. Вот и весь знаменитый Коршун.
– Да иди ты. Моралист. Засматриваешься на мою женщину за моей спиной, в кабинет водил, пока я приходил в себя. Откуда я знаю, что вы там делали!
– Твоя женщина? – смеется. – Трахались, конечно, ты же ее не удовлетворяешь. А она зрелая, сочная, невероятно красивая женщина. А как от нее пааахнет.
Я поднимаюсь. Кулаки гудят, кости хрустят, а скулы сводит от ярости. Давид спокойно идет навстречу.
– Ну что? Подеремся? – смешливо выставляет кулаки перед собой, качается на пятках, а потом руки падают плетьми вдоль тела, и улыбка на его грубом лице гаснет. – Да только не поможет тебе это, Руслан. Она давно тебя вычеркнула из своего сердца, держится только из-за твоего папаши и сроков, а ты теперь – прошлое. Можем подраться, если хочешь. Только и мне это не поможет. Не будет она со мной, – он толкает меня пальцем в грудь. – Потому что хищник сожрал ее чувства, пережевал и выплюнул. И не подавился.
Давид сверкает синими глазищами, сводит густые брови, совсем тихо проговаривает:
– Я бы забрал ее себе, если бы мог, но она не пойдет. Ни к кому теперь не пойдет. Из-за тебя, Руслан, куска дерьма. – Он обходит меня подальше и идет к выходу, на пороге подхватывает свой чемоданчик, а потом бросает через плечо: – Доведешь ее еще раз до обморока, я тебя сгною в больнице, будь уверен. Стукну разок в нужное место и всем скажу, что так и было. Все равно ты не человек. Зверь.
– Иди нахрен, – огрызаюсь. Достали угрожать.
Врач поднимает руку, показывает фак и быстро исчезает в коридоре.
Полчаса брожу из угла в угол, пытаясь успокоиться. Да понял я, что она ни при чем, только от этого не легче. Все равно ведь за деньги согласилась со мной спать и играть. Или нет? Но что-то же ее держит здесь, рядом с тем, кто мучает. Что это, если не бабло?
Значит, мое изгнание шито белыми нитками, и подкупленные люди просто чистят информацию и забивают нужную. В газеты, соцсети, тв.
Но кто тогда Агата? Явно ведь не Коршунова.
Глава 38. Мышь
Ранее
Боюсь из комнаты выходить. Переоделась в наряд обслуги и сижу на краю кровати, думая, что делать дальше. Вдруг меня не выпустят? Я же работу не выполнила. Вдруг перебросят другому мужику?
Сбежать? А как потом? Деньги ведь я так и не нашла.
Но я не могу. Как представлю, что какой-то жирный дядька будет меня лапать, дрожь идет по всему телу, и тошнота к горлу поднимается.
Подхватываюсь и спешу к двери. Найду деньги как-то иначе. Возьму еще у кого-то в долг, но я не шлюха, не хочу так зарабатывать. Буду считать, что уход странного мужчины – подарок судьбы и шанс начать жизнь заново.
Но дверь внезапно распахивается, и в проходе появляется пузо Геннадия Николаевича, а потом и он сам, потный, красный и явно злой.
Хотя говорит он как-то слишком нежно, даже не повышает голос, как обычно.
– У входа стоит машина. – Вытирает толстыми пальцами вспотевший нос. – Тебя отвезут домой. Завтра поедешь в другое место, условия вышлю смской, буду занят, на звонки времени не хватит. Не согласна, можешь в театр больше не приходить – уволю без отработки.
– К-куда? – пячусь.
– Ты справишься.
– Я не буду. Не хочу, – прикрываю грудь, чтобы скрыться от его сальных глаз. Я прекрасно помню, как подвыпивший директор приставал ко мне, и сейчас его покрасневшие от спиртного глаза, взъерошенные волосы, что на темечке просвечивали лысину – совсем пугают меня. Я тогда еле ноги унесла из театра, а потом боялась на работу ходить, но режиссер на утро ничего не вспомнил. А когда он так же пошло разглядывал Галочку, нашу солистку, а меня, серую мышь, не замечал, решила не заострять внимание.