Нелёгкое дело укротить миллионера

– Жить буду. Ты все равно сам не справишься, я помогу.

– Как плохо ты меня знаешь. Я могу мир перевернуть, если захочу, а твое состояние тревожит меня больше, чем еда.

Когда попадаем в кухню, Агата отцепляется от меня и, смущенно закусив губу, приоткрывает духовку, с наслаждением втягивает запах.

– Вкусно выглядит, – отходит, увидев, что я вооружился прихваткой и уже напялил фартук.

Девушка молча наблюдает, как вытаскиваю противень, стоит рядом, кусает щеку, не знает, куда деть свои руки, покрывается пятнами от... Смущения?

– Главное, чтобы я не пересолил, а то могу.

Агата быстро отворачивается, но замечаю, как резко вдыхает. Это «могу пересолить», почти как признаться в любви, она поняла намек.

Даю ей секунду осознать услышанное. Агата отступает, снова смотрит на меня, но взгляд не удерживает, опускает его на противень.

Сыр запекся сверху мяса, позолотился – выглядит очень аппетитно.

– Можно кусочек? – Агата кивает на блюдо, и я перекладываю лопаткой мясо на тарелку. У самого слюнки текут, но так охота посмотреть на ее реакцию.

Хочется сказать что-то нежное, чтобы расслабить девушку, убедить, что ей все можно, но ее осторожность и натянутость спины меня сдерживает.

Садимся друг напротив друга.

– К мясу бы гарнир. Макароны или пюре, но вы наверное такое не едите… – она утыкает взгляд в тарелку и отламывает вилкой ломтик, несет его в рот, а я задерживаю дыхание. Жду, пока пережует, откроет глаза и подведет итог: – Для первого раза отлично, только бы перца чуть меньше. Островато. – Она откашливается в кулачок, а я, боясь, что из-за этого снова пойдет кровь, быстро приношу ей стакан воды.

Готов с нее пылинки сдувать, только бы ей стало лучше. Сам от себя  в шоке.

Агата с благодарностью напивается, ставит стакан на стол и умолкает, задумчиво глядя на свою ладонь.

– Пюре я тоже люблю, – признаюсь, – а макароны с творогом мне готовила мама…

– Ты ее совсем не помнишь?

– Только пальцы помнят. Она учила меня играть на фортепиано, но я не стал музыкантом, потому что отец решил, что это не мужское дело.

– Никто не смеет выбирать другому судьбу, – серьезно говорит девушка. – Нельзя навязывать свои желания, вкусы. Это неправильно.

Не знаю, что ответить. Она открыто ругает моего отца за эгоизм, и я ловлю себя на мысли, что почти не злюсь на нее из-за договора с ним. Я докопаюсь, почему мышка на это пошла.

– Как это случилось? – присаживаюсь рядом с Агатой, придвинув вплотную стул. Наши бедра соприкасаются, и я позволяю себе обнять хрупкие плечи девушки. Мне уже все равно, что подумает. Лишь бы не прогнала, тогда придется отступить. И я отступлю, чтобы потом снова приблизиться.

Агата только первую секунду напрягается, потом оседает с выдохом и кладет голову на мое плечо, берет в рот еще кусочек мяса. Сладко и тихо мычит, пережевывая. Я жду, не тороплю ее, поглаживаю крупные волны волос, ныряю пальцами в пряди, перебираю их.

– Что именно? – сделав глоток воды, переспрашивает девушка.

– Как твоя мама умерла?

– Ее отец убил, – отвечает без запинки, но рука, что держит вилку, сильно белеет. – Я виновата.

Глава 49. Мышь

Ранее

Стремительно качусь с обрыва. От легких покусываний и страсти, что окутала с головы до ног, будто ядовитый туман. Юркий язык обводит по кругу ареолу. Меня подбрасывает, несет по волнам страсти, пальцы тянутся вперед, ныряют в мягкие волосы.

Я забываю себя. Забываю, что жизнь щедро одарила меня проблемами и улыбаться должно быть стыдно, но я улыбаюсь.

Смеюсь.

Когда легкие касания переходят по животу, ласково съезжая по коже, направляются к интимному месту.

Смеюсь.

Когда Руслан накрывает губами пульсирующую жаром точку, выгибаюсь от непривычных, острых ощущений и взлетаю от порочного глубокого поцелуя.

Кричу.

Так глубоко и громко, что пугаюсь своей открытости и порочности.

Это безумие. Я никогда бы такое не позволила с собой сделать. Я сплю, фантазирую, это не может быть правдой.

Слышу.

– Мышка, да ты огнище… – шепчет мужчина, слизывая мою влагу, поглажывая-успокаивая дрожь на внутренней части бедер. Я не чувствую ног, пытаюсь привстать, чтобы дотянуться до плеч, но меня ласково возвращают назад, перехватывают под плечи и колени и уносят куда-то. Высоко-высоко.

Когда меня ставят на ноги, я могу шевелиться и успеваю рассмотреть широкую светлую ванную комнату и понять, что с меня сдернули одежду, что я стою возле незнакомого мужчины абсолютно голая.

Но я не прикрываюсь.

Мне не стыдно.

Тяну руки вверх, нежно трогая его подбородок, покрытый легкой щетиной. Какой же он до безумия красивый мужчина. До оглушительного стука сердца. До тягучего дыхания, что с каждым глотком все горячее и горячее.

До жажды жить, любить, шалеть от чувств и страсти.

Хочу помнить его всегда. Хочу, чтобы его поцелуи обжигали до шрамов, чтобы прикосновения застыли под кожей глубокими ранами. Не теми, что оставил отец, а новыми, сладкими, незабываемыми.

Руслан скидывает свою одежду, встает рядом, слабо сжимает мои плечи и заглядывает в глаза.

– Почему, Агата?