Нелёгкое дело укротить миллионера

Я тянусь на носочках, чтобы достать до его губ своими, несмело скользнуть языком по контуру, застыть, когда они приоткроются и выпустят порывистое дыхание.

– Ты красивый… Нежный...

– Нет, – он растягивает губы в лукавой улыбке. – Я о другом. Почему ты ни с кем не была до сих пор?

– Тебя ждала, – веду плечом и чуток оттягиваюсь назад, но держусь за его пояс. Наши обнаженные тела все еще соприкасаются, и я чувствую, как в живот упирается каменное возбуждение.

Мужчина смотрит, хмурится едва заметно, перебирает волосы, что упали на его пальцы.

– Меня никогда никто не ждал, – говорит с хрипотцой, а я смеюсь.

– Ври больше. – Топаю пальчиками по его напряженной спине. Мышцы бугрятся, перекатываются, кожа влажная от пота, горячая. Кажется, что его жар проникает сквозь мою грудь, заплетает вены, кипятит кровь. – Сколько у тебя было, таких, как я? – Меня прошибает током, ведь он может быть тем самым богачом, что искушает невинных, а потом выбрасывает их утром, как использованный материал.

В его глазах нет темноты, нет вранья. И я отмахиваюсь. Нет, он не такой. Он честный, мужчина-мечта. Мне просто повезло встретиться с ним. Это просто удача, которой меня лишила жизнь, а я взяла и назло всем поймала ее за хвост.

– Таких… – голос низкий, сиплый, пальцы нагло забираются между сведенных ног, разводят их и вталкиваются внутрь. Я не сдерживаю тягучий стон, цепляюсь за мужскую спину, но, кажется, слишком сильно, до крови царапаю. – Таких, как ты, не было, – договаривает низко и, убрав руку, переносит меня в душевую кабинку.

Мы нежимся под теплой водой. Поцелуи с каждым разом все жарче, все откровенней. Я позволяю ему себя вести, даю добро владеть мной, как хочет.

И, когда разум туманится от сладко-скрученной пружины в животе, я смелею и сжимаю ладошкой его возбуждение. Руслан, оторопев, отрывается от моих губ, влипает в стену и откидывает голову назад. Глухо ударяется о панель. Я нежно изучаю его, вожу кончиком пальца по набухшим венам, рассматриваю, какой он огромный и мощный. Колкий страх несется по позвоночнику в пах и разливается там морем жажды. Я хочу его. Хочу сейчас…

И Руслан, словно слышит мои мысли, вытягивает меня из-под душа, обтирает на скорую руку ворсистым полотенцем и относит куда-то.

Здесь темно, тепло и приятно пахнет свежей хлопковой постелью. В окно светят гвозди-звезды, и бесстыдно заглядывает любопытная луна, как мы целуемся, как сплетаемся телами, как наши руки теряют контроль – пляшут по коже, сцепляются между собой, сближают нас, сталкивают, возбуждая еще сильнее.

Когда Руслан подвигается ближе, направляет себя в меня, я дрожу, как безумная, от желания закончить пытку. Рывок, и мы смотрим друг на друга, ошарашенные. Кровь разгоняется, кипит, между ног яркой звездой пульсирует боль вместе с наслаждением.

Я понимаю, что слетаю с обрыва, обнимаю Руслана ногами и тащу изо всех сил на себя, чтобы взорваться.

Пульсация такая сильная, что у меня темнеет в глазах. Чувствую лишь покачивания на себе, горячие поцелуи, блуждающие по лицу, слышу надрывный стон над ухом.

И хочется заплакать от счастья, что переполняет, закричать, что верю ему.

Не предавай же, не разочаровывай. Прошу тебя...

Позже мы еще несколько раз подлетаем от оргазмов – не думала, что на такое способна, но высекала искры буквально из двух трех толчков. Я сбиваюсь со счета, сколько  раз дошла до пика, когда скатываюсь с мужчины и заваливаюсь на бок без сил, а Руслан проводит рукой по плечу и чуть не находит грубый шрам на спине. Я юрко переворачиваюсь, оказываюсь к нему лицом и долго смотрю в умиротворенное светлое лицо, покрытое лоском от пота, пока не уплываю в настоящий глубокий сон без кошмаров.

Глава 50. Коршун

Наши дни

– В чем ты виновата?

Агата сильно дрожит, мотает головой, отворачивается. Я хватаю ее руку, откладываю вилку подальше и поворачиваю девушку к себе. Маленькие плечи уходят вниз, словно она ждет расправы. Жмурится, закусила губы до крови и шепчет ломано:

– Я н-не могу…

– Агата, – целую в ее соленые губы, крепко, настойчиво, но не тревожу страстью, лишь прижимаюсь, передаю свое тепло, свою любовь. Переместив руки выше, обнимаю ладонями лицо, прижимаюсь к девушке, чтобы всем телом согреть ее, успокоить. – Не хочешь, можешь не говорить.  Я пойму, ведь сам не лучше…

– Ты лучше, чем думаешь, – вдруг срывается хрип, а девушка, скомкав футболку, упирается лбом в мой лоб. Ошарашивает правдой: – Папа… бил меня и… – всхлипывает, – мама вернулась с работы, заступилась, и он оторвался! – Агата захлебывается словами, почти кричит. – Меня откинул, а ее… как зверь...

– Тише, – поглаживаю по спине, тяну к себе, – тебе нельзя волноваться, снова кровь пойдет. Это в прошлом, Агата. Все в прошлом, – сжимаю зубы, когда наружу рвется крик.

Идиот, как теперь себе простить? Как?! Я ведь бил лежачего. Сколько еще карт раскроется, прежде чем пойму, что не должен быть с ней рядом, с чистой и искренней, измученной жизнью? Не потому что она мне не нужна, а потому что ей не нужен я. Не нужен урод Коршун, что совращал невинных потехи ради.