Нелюбимая

Платон, прикрыв ладошкой ухо Надежды, прошептал:

— Приснилось, будто моя мама Оля садится в тот же самолет, которым улетела баба Зоя в небо. А я же знаю, что самолет испорченный… и кричал маме, чтобы она не садилась в него. Громко кричал, а она не слышала… А потом ты меня разбудила.

Что-то внутри у Надежды сжалось и не отпускало… Она поцеловала ребенка в макушку и, как могла, успокоила:

— Твоя мама только вчера разговаривала с папой. Было поздно, поэтому тебя не будили. Там, где она отдыхает, никаких самолетов нет!

* * *

Прежняя комната Нади осталась за ней, и девушка, когда Платошка спал, заходила отдохнуть, собраться с мыслями. Вспомнила про подарок Ольги и решила не дожидаться дня рождения (о нем, кроме Ольги, никто не знал) и посмотреть, что же там?

А там был Ольгин карандашный рисунок. Будто Ольга знала, что Наде нравятся карандашные рисунки. Надежда не разбиралась в живописи, судила по принципу «нравится-не-нравится».

Карандашные наброски ей очень нравились. Это еще со школьных лет, когда брала в библиотеке книги Пушкина, Гоголя с авторскими иллюстрациями, сделанными карандашом.

Рисунок Ольги надолго поверг Надежду в шок. Две женские головки, склоненные друг к другу, тщательно вырисованы со всеми мельчайшими черточками… Их трудно отличить друг от друга. Вот родинка в форме сердечка… Она у Нади находилась ниже шеи, почти на груди. Форменное платье это место закрывало. Нельзя было эту родинку показывать, потому как у Ольги такая же родинка на шее, на самом видном месте!

На обороте рисунка причудливым шрифтом было выведено: Надя и Оля.

Надежда поняла: Ольга знала, что они сестры. Не стала гадать, как, откуда, скорее всего, по наитию. Их последнее время тянуло друг к другу. Особенно когда Ольга окончательно слегла. «И что теперь делать?» — задала мысленный вопрос неизвестно кому Надежда.

Единственное, что знала твердо, — увольняться она не будет! И не потому, что Ольга просила остаться с Платошкой, а Виктор Андреевич и баба Капа станут умолять Надежду не уходить. Не поэтому…

Ее сестра тяжело больна, и Надя должна быть с нею. Наверное, впервые в жизни Надежда ощутила свободу — она не боялась разоблачения. Вплоть до того, что готова была пойти к Вихрякову и во всем признаться… Но вспомнила — сейчас это не к месту.

Надя бережно завернула портрет, перевязала тесемочкой, как было раньше, и аккуратно положила в сумку, где хранились ее ценности: дедова чашка, самодельная тряпичная кукла и лоскуток от Любы-маминой блузки. Поглядела на часы и поспешила в детскую — Платошка боялся спать один.

* * *

Так получилось, что Володя, служивший раньше охранником в доме Вихрякова, оказался в распоряжении Надежды. Как он шутливо объяснил:

— Надя, Виктор Андреевич приказал мне перейти полностью в твое подчинение. Так что приказывай! А если серьезно, он просил каждый день Платошку куда-нибудь возить, чтобы не скучал по маме. Сегодня в парке новый аттракцион запустили типа «чертова колеса». Может, поедем посмотрим?

Надежда согласилась с условием:

— Поедем погуляем по парку. Но никакие колеса, тем более «чертовы», нам не нужны!

Платошка обрадовался, узнав, что они с Володей едут гулять. Первым побежал к машине, когда Надя еще одевалась и брала на всякий случай запасной свитер для мальчика.

Володя поставил машину на стоянку, и они втроем присоединились к толпе гуляющих. Надежда, панически боявшаяся всевозможных детских аттракционов, сразу же предложила (дав понять — это не обговаривается):

— Идем в конец парка, где дубовая аллея. Помнишь, Платошка, мы там белок кормили?

Мальчик возбужденно воскликнул:

— Да, помню! Одна белочка ко мне на плечо забралась! А чем мы будем их кормить? Ну почему, почему мы ничего с собой не взяли?

От досады у Платошки выступили на глазах слезы. Надя поспешила успокоить:

— У меня есть орешки, я взяла. Будешь кормить, сколько захочешь!

Володя нес сумку и окончательно утешил мальчика, сообщив:

— В сумке пакет с баранками, если орешков не хватит.

Они в тот день замечательно погуляли. Накормив белок, стали искать красивые, неповрежденные дубовые листья для гербария. Платончик разрумянился, бегал от дерева к дереву, собирая в пакет листья. Надя, смеясь, заметила:

— Платон, нам нужно всего листика два-три, а ты набил целый пакет!

Затем нашли уединенную скамейку под густой кроной дуба и подкрепились, как выразился Володя, цитируя классику, «чем бог послал». Платон уплетал за обе щеки бутерброды, запивая чаем. Чашку с чаем поддерживала Надя, боясь, что Платоша прольет чай и обожжется. Не забывали угощать и белок, которые, казалось, набежали со всего парка.

Под вечер, приятно уставшие, ехали домой. Особенно довольна была Надежда — так бы каждый день занимать ребенка, может, забылся бы…

Уже подъезжали к дому, когда Надя услышала, что Платоша стал сморкаться. Она обеспокоенно спросила:

— Ты что, простыл? Насморк? Ну-ка, давай нос!