Нелюбимые

На моем рабочем столе лежит стопка журналов, с обложки последнего номера смотрит молодой артист: волосы его сильно взъерошены, в зубах он держит горящую спичку. Рядом с журналами валяется фирменная записная книжка с логотипом W, которую я часто беру на встречи и всегда делаю вид, будто ­что-то записываю, но на самом деле рисую треугольники и сразу же закрашиваю их черным цветом. В стакане в форме баскетбольной корзины торчат ручки и карандаши, к его краю я прикрепил свою фотографию с одного из европейских рейвов. На снимке на мне белая майка с надписью OFF, голубые рваные джинсы и бело-голубые джорданы; глаза прикрыты черными очками. Я нахожусь возле сцены и делаю вид, что на ладони держу диджея, который стоит за пультом. Эту фотографию сделала Алиса, когда мы только начали встречаться и мечтали поехать на Burning Man, но у нас ­почему-то не получилось и мы оказались в Амстердаме.

Под аймаком на столе лежат две пачки жвачки Trident с корицей и стоит флакон духов Penhaligon’s, крышка флакона стилизована под золотую голову ­какого-то рогатого животного. На стене кабинета висит фотография Майкла Хатченса, сделанная в Париже фотографом Гарри Борденом в год и месяц моего рождения. На снимке Хатченс в очках позирует на балконе парижского отеля, смотрит ­куда-то вдаль, а в его пальцах тлеет сигарета. Это фото мне прислал на день рождения живущий в США друг, который сообщил, что на момент фотосессии Хатченс прибывал уже в глубокой депрессии и ему оставалось недолго. Вдоль стены кабинета расположены диван и маленький столик, на котором стоит диффузор Dr. Vranjes с ароматом удового дерева. Когда я начинаю читать «Антиглянец», дверь в кабинет открывается, и заходит Серега, заместитель Игоря; на его майке написано: Clash. Серега садится на диван и глубоко вздыхает:

— Че, как прошло?

— Жирно. Т­ы-то где был?

— Я, старик, дома был. — Серега достает из кармана джинсов капли для носа. — Со своей остался, она приболела. Заказали корейской еды и попили пива. А потом я просто уснул.

Серега пшикает себе в нос и глубоко дышит.

— Как речь, норм? — спрашивает он.

— Слишком высокопарно и много эпитетов. — Я откидываюсь в кресле и смотрю через весь опенспейс на стеклянный кабинет Игоря.

— В смысле? — удивляется Серега. — Я же просто ее по их пресс-­релизу написал, почти ничего не менял.

— Ну вот Игорь сказал, чтоб в следующий раз было не так высокопарно, — смеюсь я.

— Вот пидор, а он свои колонки вообще читает?

— Думаю, нет. Разве не ты за него их пишешь?

— Нет, мне еще этого не хватало.

— Слушай, я сейчас сидел на встрече с акционерами, ну, ты видел…

— Угу…

— У Аллы на руке новые часы Cartier.

Серега снова глубоко вздыхает:

— Бля, как меня заебало уже это, старик. Все редакторы еле живут, а эти…

— Слушай, я даже не знаю, с чего она так резанула сверху, что картьехи новые. Да и вообще, где она их купила?

— Я уйти думаю.

— Куда?

— Да подальше отсюда. Все стало невыносимо.

Я беру со стола винтажное портмоне Versace, которое было сделано в год убийства дизайнера и уже сильно износилось, достаю оттуда тридцать тысяч руб­лей и протягиваю Сереге.

— Это за работу.

— Старик, только твои халтуры и спасают. — Серега пересчитывает деньги и добавляет: — Тут больше на десятку.

— Это за причинение морального вреда.

— Спасибо, брат. — Серега кладет деньги в задний карман джинсов, а потом наклоняется ко мне. — «Улететь» не хочешь?

— Куда?

— В туалет, куда, — посмеивается Серега.

— А-а-а, ты про это. Сейчас нет, рано еще — с ума, что ли, сошел. Там еще отец в переговорке до сих пор сидит. Представляешь, если мы пересечемся с ним в туалете.

— Ну, если что, у меня есть, — сообщает Серега. — Отличный взял.

Я вижу, как по коридору идет Леха в синих джинсах, черном пиджаке и белой майке. Он заходит в кабинет, здоровается с Серегой и обнимается со мной.

— Работаете? — спрашивает он.

— Угу, Серега уже «улететь» предлагает.

— Не рано? — спрашивает Леха.

— Я лучше понюхаю диффузор, — усмехаюсь я, беру со столика коричневую колбу, откидываюсь в кресле и вдыхаю аромат деревянных палочек.

— А чего ждать? — удивляется Серега.

— Тоже дело говоришь, — соглашается Леха. — У вас тут, конечно, своя атмосфера. Вы бы составили конкуренцию Энди Уорхолу.

— Мы круче, — гордо заявляю я.

— Ладно, я пошел. — Серега поднимается с дивана, потягивается и выходит из кабинета.

— Первый пошел… — говорит ему вслед Леха, мы громко смеемся, а Серега показывает нам средний палец через стеклянную дверь, улыбается и идет в сторону туалета.

— Так. — Леха запускает руку во внутренний карман пиджака, достает из него конверт и бросает мне на стол. Я подрываюсь в кресле, хватаю конверт и отправляю в ящик под столешницей, где у меня лежит загранпаспорт и много других конвертов от Лехи.

— Ты с ума, что ли, сошел? — спрашиваю я.

— Да успокойся, это всего лишь твоя маржа, а не…

— Я знаю, но аккуратнее надо. Знаешь, сколько крыс за этой стеклянной стенкой, которые могут увидеть?

— Сколько?

— Много.

— Понятно.

— А там сколько? — Я киваю в сторону ящика.

— Пятьсот.

— Раньше было больше.

— Раньше и бюджеты были другие, не забывай.