Нелюбимый (ЛП)

По этому адресу проживает Джеремайя Бентон?

Мы можем войти?

Не могли бы вы присесть, мисс?

Группа под названием Steeple 10 играла сегодня вечером в…

С сожалением сообщаем вам, что мистер Бентон…

Есть кто-нибудь, кому мы можем позвонить?

Мисс Кадоган?.. Мисс Кадоган?.. Мисс…

Почему мой мозг заставляет меня вернуться в ту ночь, я не знаю. Лучше бы этого не было.

Есть так много других моментов моей жизни, которые я предпочла бы пересмотреть, но этот, похоже, всегда выигрывает. Благонамеренная женщина-детектив. Офицер-мужчина в тёмно-синей униформе с семигранной звездой над сердцем. Чёрно-белая патрульная машина снаружи, на улице перед нашим домом, синие и красные огоньки кружатся, рисуя яркие тени на стенах.

Но, прорываясь сквозь воспоминания, я слышу другой голос, говорящий мне, что я в безопасности, что я не одна, что со мной всё будет хорошо.

Он новый, но я верю ему.

Это как голос Господа, прорывающийся сквозь холодный, тёмный ад моих худших кошмаров. И внезапно мне снова тепло. Мне так тепло. «Должна ли я быть такой тёплой, Кэссиди».

Кэссиди. Кэсс.

Мысленно, я ищу лицо, соответствующее голосу, и вижу чистый ручей с голубым и зелёным камнями, находящимися рядом, сверкающими на песке прямо под неподвижной водой.

Я здесь. Я здесь, с тобой.

— Кэссссссс, — шепчу я, мой голос за много световых лет отсюда. «Помоги. О, Кэсс, пожалуйста, помоги».

Раздаётся слабый, рвущий звук, как будто кто-то стягивает ленту с кожи. Под звук моего крика я слышу его стон.

«Что-то не так».

Я открываю глаза, он отвернулся от меня, но его неряшливые светлые волосы мне знакомы, и это меня успокаивает.

— Кэсс? — бормочу я. — Помоги.

Он поворачивается ко мне, и эти блестящие драгоценные камни мерцают мне.

— Я сделаю это, ангел. Я обещаю.

Он выдыхает.

— Это будет щипать.

Я вскрикиваю, когда чувствую новый укол боли в бедре, где уже чувствую жжение.

— Это был лидокаин, — шепчет он, морщась, как будто ему тоже больно. — Он приведёт к онемению в этой области. Я должен снять швы, промыть рану и снова зашить.

Я закрываю глаза и пытаюсь дышать сквозь боль.

— Мне жаль, Бринн. Пошло заражение. Но я всё исправлю. Я обещаю. Это не займёт много времени. Несколько минут.

Но на самом деле, это занимает всего несколько секунд — слава Господу и младенцу Иисусу — я теряю сознание от боли.

***

Если я поверю тебе, о, пожалуйста, не убегай и не прячься…

Он снова поёт мне из «Битлз».

Я открываю глаза и нахожу Кэссиди в кресле-качалке по другую сторону стола с гитарой на коленях, пальцы мягко бренчат, глаза закрыты, губы тихо шевелятся.

— Кэсс?

Его руки застывают, и он обращает взгляд к моему лицу.

— Ты проснулась.

Я киваю.

— Можно мне воды?

— Угу.

Он ставит гитару на пол, тянется за стаканом на край стола и подносит его к моим губам, когда я наклоняюсь, чтобы попить. Когда я заканчиваю, он ставит стакан обратно и садится на корточки рядом с моей кроватью.

— Как ты себя чувствуешь, Бринн?

— Как будто я пережила нечто, — бормочу я, позволяя голове упасть обратно на подушку. — Что произошло?

— Один из твоих порезов воспалился, — говорит он с тяжёлым взглядом. Он морщится, глядя на матрас между нами. — Мне пришлось вскрыть его, прочистить и заново зашить.

— Не болит, — говорю я, с удивлением обнаружив, что говорю правду. Я этого не чувствую. На самом деле, я почти ничего не чувствую.

— Я дал тебе полный перкоцет, — говорит он.

Перкоцет — странное и смешное слово, думаю я, пытаясь сфокусировать взгляд на его лице.

— Кэсс?

— Мм?

— Ты доктор?

— Нет. Но я не хуже дипломированного фельдшера.

— Не хуже? — спрашиваю я, слегка поворачивая голову, чтобы посмотреть на него. Движение медленное, как будто мою голову обволакивает патока.

— Я усердно учился и прошёл все тесты. Я имею в виду, я прошёл их здесь, по приложению учебника, но я хорошо справился. В классе я бы получил за них высшую оценку.

— Твои глаза… разного цвета, — замечаю я вслух.

Его губы дёргаются, как будто он хочет рассмеяться, но не делает этого.

— Да, они такие.

Склонив голову на бок, он пристально смотрит на меня, будто пытается что-то выяснить.

— Что? — спрашиваю я, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми. — Спрашивай.

Он сжимает челюсть, и я не вижу, как его рука поднимается, но я чувствую, как она нежно касается моего лба, и я не возражаю, что он прикасается ко мне.

— Ты прохладнее.

— Это то, что ты хотел спросить?

— Не делай этого снова, — выпаливает он в спешке.

— Делать… что?

— Болеть.

Он отводит взгляд, его челюсть сжата и напряжена.

— Ты напугала меня.

— Ты назвал меня ангелом, — сонно говорю я, мои глаза начинают закрываться.

Когда он назвал меня ангелом? Я не могу вспомнить.