Когда он медленно кивает мне, его глаза — травянисто-зелёного и тёмно-синего цвета.
Я возвращаюсь в свою комнату и забираюсь в постель, оставляя занавеску открытой и желая, чтобы он был рядом со мной, когда закрываю глаза и снова засыпаю.
Глава 18
Сделав Бринн тосты с маслом, сахаром и корицей, я провожу утро на улице, доя Энни и убирая её стойло, собирая яйца у девочек и овощи из теплицы. Я распыляю органический пестицид на комнатные растения и меняю лоток в компостном туалете, выбрасывая то, что было обработано, примерно в четверти мили от дома, в кучу удобрений. Я решаю оставить рубку дров, замену и обработку фильтра цистерны, а также чистку солнечных батарей на вторую половину дня.
Около полудня я возвращаюсь в дом, чтобы приготовить обед и проверить Бринн.
Занавеска в её комнату открыта, что, должно быть, её рук дело, поскольку я старательно оставил её закрытой, и я заглядываю внутрь, чтобы обнаружить, что она сидит и читает «Затем пришёл ты» Лизы Клейпас.
Как и большинство других книг в доме, я прочитал её, по меньшей мере, дюжину раз, и хотя предпочитаю научную фантастику и фэнтези, романам, это одна из лучших историй в маминой старой коллекции любовных романов, именно поэтому я предложил её Бринн.
Ну, и потому что в книге есть цитата, которую я должен помнить, пока Бринн пребывает здесь: «Рано или поздно, каждый был вынужден полюбить того, кого никогда не смог бы иметь».
Хорошее напоминание… тем более тогда, когда мои мысли всё чаще — чёрт возьми, постоянно — обращены к Бринн. А мои чувства к ней? Они растут в геометрической прогрессии. После того как прошлой ночью меня напугала ее лихорадка, я знаю, что потерять её будет больно. Когда она вернётся в мир, я буду оплакивать потерю моего ангела.
И знаете что?
Так тому и быть.
За утро я, более или менее, смирился с этой судьбой. У меня будет целая жизнь, чтобы забыть её, когда она уйдёт. Я намерен наслаждаться ею — её компанией, её улыбками, её редкими смешками, её тёплым телом, спящим рядом со мной, — пока она здесь.
Хотя, если честно, мои тёплые и счастливые чувства к Бринн скомпрометированы другим, более тёмным чувством, которого я не знал долгое, долгое время: ревность.
И один вопрос неустанно крутился в моей голове со вчерашнего дня:
Кто.
Такой.
Джем?
— Привет.
— Ээ… ох! — я заикаюсь. — Привет.
— Как давно ты здесь?
— Только минутку. Пришёл проведать тебя.
Она поднимает книгу, затем улыбается мне.
— Мне нравится эта.
— Мне тоже.
— Подожди. Что?
Она так широко улыбается, что мне интересно, не причиняет ли это боль её заживающей губе.
— Ты читал это?
Я пожимаю плечами.
— Когда ты живёшь здесь, ты читаешь всё, что можешь. Пять, шесть, семь, двадцать раз.
— Ага, — говорит она, всё ещё улыбаясь. — Она хороша. Он хочет жениться на ней.
Я скрещиваю руки на груди.
— Должна ли она выйти за него замуж.
— Пока не знаю.
Она снова смотрит на книгу.
— Я имею в виду, я знаю, что она выйдет, потому что они главные герои, но… я понятия не имею. Я ещё не уверена, что они будут хороши друг для друга. Она дикая и сумасшедшая. Он…
— Что?
— Будет ли он счастлив с дикой женщиной? Или ему нужна какая-нибудь чопорная светская девица?
— Полагаю, тебе просто нужно увидеть, что произойдёт.
— Полагаю, что так.
Мне так любопытно узнать о Джеме, что я использую этот момент, свободно говорю о вымышленных отношениях, чтобы попытаться выяснить, кто он такой.
— Ты когда-нибудь была замужем?
— Нет, — тихо говорит она, и её улыбка быстро исчезает.
Часть меня чувствует, что я должен извиниться за нарушение границ её личной жизни и улизнуть, но моя ревность, горячая и низкая, затаившаяся глубоко в животе, закипает, отказываясь отступать. Я хочу знать. Мне нужно знать, кто он и есть ли у него права на неё.
— Кто такой Джем?
Её глаза расширяются, и она делает слабый, прерывистый вдох.
— Ч-что?
— Ты упоминала его имя вчера, когда ты была… не в себе.
Она рассеянно кивает, всё ещё глядя на меня грустными удивлёнными глазами.
— Ох. Верно.
Мои руки всё ещё скрещены на груди, и хотя я не получаю удовольствия от её страданий, это побочный ущерб от удовлетворения моего любопытства и, следовательно, ревности. Негативные эмоции, такие как зависть, гнев и алчность, пугают меня, потому что я уверен, что семь смертных грехов ещё более смертоносны для кого-то вроде меня, в чьих жилах кровь убийцы. Частично быть Кэссиди Портером означает справляться с такими чувствами прямо и быстро, чтобы они не стали вратами для девиантного поведения. Я не позволю им гноиться. Я не позволю им увести меня в темноту, если это в моих силах.
Понимая, что я терпеливо жду ответа, она хмурит брови, а потом говорит:
— Я была помолвлена с Джемом. Но он… он умер.
Позже мне будет стыдно за то острое облегчение, которое я испытываю, услышав её слова. Но сейчас? Я позволяю этому облегчению накрыть меня, как одеялом, успокаивая зверя внутри меня.
— Я… — распрямляю руки и прочищаю горло. — Я сожалею о твоей потере.
Она кивает, поднимая руку, чтобы протереть глаза, которые, как я сейчас замечаю, блестят.