Нелюбимый (ЛП)

Мы совсем одни здесь, в этой глуши.

Во всяком случае, как только мои швы будут сняты, это идеальная установка для двух-трёх недель безостановочного секса в каждой мыслимой позиции. И какие чувства мы могли бы развить друг к другу? Ну, хотя снова открыться любви меня немного пугает, я скучаю по любви к кому-то. Я скучаю по тому, чтобы быть любимой. Я хочу снова быть с кем-то. Я чувствую, что почти готова снова открыться этому, и Кэссиди, мой милый, горячий защитник, кажется мне идеальным партнёром.

И всё же Кэссиди — одинокий горный человек, не имеющий никакой ответственности, кроме как перед самим собой, кажется, совсем не готов.

Почему он «хочет, чтобы всё было по-другому»? Что должно быть по-другому?

Может, он боится, что его недостаток опыта меня оттолкнёт? Потому что нет ничего более далёкого от истины. Мне всё равно, даже если он никогда не был ни с кем другим. Мы могли бы провести всё лето, изучая друг друга.

Или, может быть, он говорил правду, когда сказал, что ему никто не нужен. Может быть, он не одинок. Может быть, он действительно счастлив, живя вне системы, вдали от сложностей внешнего мира — от массовых расстрелов и людей, которые не уважали ветеранов, таких, как его дед.

Может быть, эти две или три недели — это всё, что у нас есть, потому что Кэссиди не будет больно прощаться со мной так, как мне будет больно прощаться с ним. Его жизнь просто вернётся в нормальное русло, в то время как я уже знаю, что буду отчаянно тосковать по этому месту и по нему.

У меня начинает болеть голова, поэтому я откидываю одеяло, свешиваю ноги с кровати и иду по коридору в ванную. Пол мокрый, а это значит, что Кэссиди сегодня принял душ внутри, и мой разум блуждает по грязным уголкам, представляя, как он должен выглядеть голым.

Его тело длинное и худое, с точеными мышцами. Я знаю это потому, что спала у него на груди, и потому, что тайком наблюдаю из угла моего окна, как он размахивает топором. Я закрываю глаза и вспоминаю вчерашний день, когда он целый час рубил дрова без рубашки. Его мышцы сужаются в острую V, которая скользит в его джинсы, и, чёрт возьми, но эта V не даёт мне заснуть несколько ночей. Я знаю, к чему она ведёт, но всё же мне интересно, что скрывает молния его джинсов.

Открыв глаза с неудовлетворённым вздохом, я встаю и завожу рукоятью унитаз. Затем я мою подмышки, руки и лицо в ледяной воде, к которой до сих пор так и не привыкла.

Возвращаясь в свою комнату, я впервые понимаю, что не устала и не хочу возвращаться в постель. Мои порезы больше не болят, а лицо снова выглядит почти нормально, за исключением нескольких светло-жёлтых пятен кое-где.

Мне бы хотелось побольше узнать о необычном доме Кэссиди, и, если он позволит, я бы также хотела немного помочь.

Я открываю верхний ящик комода, стоящего у правой стены моей комнаты, и нахожу две аккуратные стопки хлопковых трусиков и лифчиков на одной его стороне и кучку свёрнутых, белых хлопковых носков на другой. Выбрав выцветшие светло-голубые трусы и соответствующий лифчик, я выскальзываю из своей спальной одежды и натягиваю чистое нижнее бельё.

Открыв второй ящик, я нахожу футболки, также аккуратно сложенные в две стопки. Та, что сверху, светло-розовая и имеет V-образный вырез с несколькими потрёпанными нитями вокруг горловины. Она выглядит изношенной, но мягкой, и я надеваю её через голову. Мама Кэссиди, должно быть, была немного меньше меня сверху, потому что футболка слегка натягивается на груди, но быстрый просмотр бирок на остальных футболках говорит мне, что мне не повезло с средним размером. Хорошо, что хлопок тянется. Кроме того, какие ещё варианты у меня есть?

Я открываю третий ящик и нахожу джинсы и джинсовые шорты, все с эластичными поясами, так любимыми бабушками во всём мире. И, опять же, беднякам не приходится выбирать, поэтому я надеваю шорты на ноги и подтягиваю их вверх. Они свободно сидят, ничего не делая для моей фигуры, но я могу подтянуть их под грудь, чтобы резинка не давила на мои повязки. Полагаю, то, чего им не хватает в моде, они восполняют функциональностью.

В четвёртом и последнем ящике лежат толстовки и кардиганы, и я вытаскиваю ярко-розовую толстовку на молнии с надписью: «Мэн: такова должна быть жизнь» и натягиваю её.

На комоде лежит расчёска с чёрной резинкой, обвитой вокруг ручки. Я вычёсываю недельное богатство колтунов, почти благодарная за отвратительное скопление жира, которое облегчает расчёсывания волос. Мне нужно попросить Кэссиди о том, чтобы принять ванну или душ в ближайшее время.

В комнате нет зеркала, чтобы я могла проверить свой внешний вид, но Кэссиди видел меня в худшем состоянии, поэтому я полагаю, что это, по крайней мере, улучшение того, как я выглядела с тех пор, как он встретил меня. Как бы мне хотелось, иметь немного тонального крема и блеска для губ, но я не думаю, что миссис Портер была большой любительницей косметических средств. Либо так, либо они давно пропали.