От этих мыслей даже настроение чуть поднимается. Нормально все будет. Рука только, сука, болит. Это больше всего бесит.
– Володьке покупать будем что-то? – спрашиваю я, а Дашка дергается, как будто глубоко думала о чем-то, а я ее отвлек. – Цветы не предлагаю, но мандарины можно.
– Он любит яблоки и чебуреки, но вряд ли разрешат пронести чебуреки в палату, – хохочет Даша. – Мы в последнюю неделю подружились с ним, я узнала, что любит.
Говорил же, что добрая душа она. И сердце у нее большое. Собаку спасла, охранника кормила, хотя сама психовала, что его к ней приставили, меня вон от голодной смерти сколько раз спасала. Как мы с ней раньше не встретились? Я, кстати, вообще не понимаю. Живем в соседних домах. Неужели не встречались никогда в магазине, дворе? Я бы такое рыжее пятно сразу заметил. Скорее всего, даже познакомиться подошел бы. Хотя… Она же мелкая еще на самом деле. Если бы не случай, наверняка вряд ли мы могли хотя бы просто общаться при каких-то обстоятельствах. Это че, маньяку надо спасибо за Дашу сказать?
Мило.
Мы заезжаем в супермаркет, рыжая набирает целый пакет фруктов и овощей Владимиру, ворчит, когда оплачиваю покупки на кассе, делает вид, что дуется, когда едем еще несколько минут до больницы. Смешная, точно ребенок. Как меня угораздило-то вообще? У меня дочка вон ее ровесница. Ну, почти. Пару лет разницы.
К Володе нас пускать сначала не хотят, якобы вход только родственникам и все такое. В целом я правила больницы знаю и даже почти готов с ними согласиться и попросить передать больному фрукты, как Даша напоминает мне, за что я вообще в нее влюбился. Она таким тоном отчитывает всех, говоря, что человек ей жизнь спас, а они, бессовестные, не хотят ее на пару минут к нему пустить, что все правила больницы идут по одному месту, а мы – по коридору, в сторону нужной палаты.
И конечно, Рапунцель ревет. Когда она вообще не ревет? Володя в норме, да, сотряс, гематома, несколько швов, но он все такой же терминатор, только лежа. А еще вокруг него медсестричка молодая все крутится, думаю, ему точно не скучно тут. Так что поводов для слез нет на самом деле, но это же Даша, для нее и счастье повод. Я привык эмоции скрывать, а рыжая, наоборот, всегда все демонстрирует, точно книга открытая. Смеется, плачет, пугается, стонет, грустит, думает много, стесняется. Все показывает, благодаря чему ее понять очень легко. Сразу видно, чего хочет и что чувствует.
Увожу ее от Владимира минут через десять, потому что у него процедуры, а слишком благодарная Даша тормозит все больничные процессы. Заходим в нужный кабинет по моему направлению, мне выписывают новые лекарства, напоминают о перевязках, осматривают рану, перевязывают снова и отправляют домой, предварительно дав какой-то убойный обезбол. Честно, терпеть уже сил нет, на стену лезть охота, хотя очень стараюсь и сам не думать о том, что болит, и окружающим не показывать. Но рука ноет без перерыва, пальцы немеют. Вену мне подшили, мышцу, кожу, но пока срастется весь этот пиздец, придется глотать таблетки.
– Ну что там, все в порядке? – спрашивает Дашка, как только выхожу из кабинета. Переживает. Вижу, что хочет херню ляпнуть, что она во всем виновата, как Володе десять минут назад затирала.
– Жить буду, только на перевязки кататься придется. Домой?
– Да! – Она кивает довольная. – Сначала к тебе за Вольтом, потом я к себе пойду. Вечером Сашка приедет, хочу пиццу приготовить.
Мы всю дорогу до дома разговариваем обо всем на свете, и эта поездка разительно отличается от той, когда мы ехали из спорткомплекса буквально пару часов назад. Эта мне нравится больше. Даша смеется, рассказывает дурацкие случаи из жизни, спрашивает многое обо мне, говорит, что я мало о себе говорю. А что говорить? Леха я, нападающий хоккейной команды «Феникс», хватит этого.
Правда, рыжая каким-то неизвестным мне образом буквально заставляет меня рассказать пару историй из жизни. Не знаю, психологию она изучала или гипнозом владеет, но я понимаю, что на полном серьезе рассказываю Даше, как в шестом классе влюбился в свою учительницу, когда мы уже паркуемся у подъезда.
– А мне нравился наш физрук, – поддерживает разговор рыжая, – а потом оказалось, что он не согласен ставить зачет за красивые глазки, и мое девятилетнее сердце было разбито. Вольт, солнышко! – Даша присаживается к нему, как только заходим в квартиру. Собираю его шмотки, которые рыжая мне вручила вместе с псом, а сам думаю, что не хочу отдавать. Не то чтобы я хотел забрать себе собаку, наглым образом отобрав ее у хозяйки. Я бы лучше их обоих сюда перевез. Меня бесит тишина в квартире, я поэтому аудиокниги на ночь слушаю, а сейчас еще и тренировок не будет, вообще крыша поедет.
– Я все собрал, – говорю я, входя в прихожую, и неожиданно зависаю, потому что останавливаюсь точно перед стоящей на коленях Дашей. Видимо, она в такой позе просто сидела игралась с Вольтом, но бля-я-я… Кровь сразу ко всем местам приливает, мне очень хочется поправить член в штанах, но это будет слишком пошло: он на уровне лица Даши.