Нелюдь

Однако солидно они там, внизу, обосновались. И подготовились на славу. И место удобное выбрали, и оборудовали его должным образом, не придерешься. Лес от ветра защищает, гроза в низине не страшна. Деревья крепкие, ветром не повалит, склоны тоже вроде бы от дождя поползти не должны. Сушняком запаслись изрядно, Михайловне этих дров на всю зиму бы хватило. За водой далеко ходить не нужно: вот он, родничок, полсотни шагов от костра.

Что особо примечательно – внутри защитной черты. Мощной. Оборонительной. Обычному человеку к ней просто не подойти: повернет на другую тропинку, и только потом подумает – с чего бы? Впрочем, наверняка решит, что не понравилась ему компания на полянке. Чем – опять-таки не поймет. Потому что не разглядит толком. Необычный человек – или, к примеру, не совсем человек – как раз все увидит и даже пройти сможет. До черты. Дальше ему совсем нехорошо станет. Впрочем, даже перешагнуть ее, если умеючи, можно. Или попробовать обойти поверху, по деревьям, как сделал когда-то сам Александр. Да вот только выдаст умелец себя с головой и потрохами, раззвонит на всю округу о своих способностях, и будут его, такого мастера на все руки-ноги, встречать. Радостно так встречать. Горячо. Вон и дровишки заготовлены…

Голова ныла, и надоедливо зудели глаза. Понимали, бедные, что не будет им отдыха, и даже поплакать толком не дадут. До самого утра. Утром они тоже продержатся какое-то время, а потом придется ползти чуть ли не ощупью к Натанычу или Олегу свет Алексеичу, валяться с примочками на веках и тихо подвывать. Зато сейчас никакого прибора ночного видения не требуется. И бинокля. И верхнее зрение сейчас вполне совмещено с обычным. Очень удобно. Жаль только, ненадолго. Значит, нужно это время полностью использовать.

Александр смотрел сквозь темноту, листву и чужое колдовство, смотрел и пытался понять, что же происходит. К полуночи он из-за грозы не успел, но вроде бы ничего особого не произошло. Было, конечно, колыхание по лесу из этого места. Слабенький такой всплеск, словно и в самом деле поплясали у костра да праздник радостно отметили. Сейчас вот сидят, песни слушают да винцо кушают. На земле мир и в челове… пардон, в Древних… в общем, хорошо им там. Прямо-таки видно, как хорошо. Любым зрением видно.

А если верхним, то можно неплохо рассмотреть и весь сложный чертежик на полянке. Аккуратный, но несколько перекошенный. Тщательно, старательно перекошенный. Круг делили на шесть частей, Ленка правильно подметила, но соединили почему-то только пять точек – вот и получилась у них этакая приплюснутая «пента». Сжатая, так сжатая, что даже лопнула – посередине, у рдеющей в темноте груды углей, возле которой сплетено что-то совсем уж непонятное. Скорее восточный орнамент, чем точная наука геометрия. И при всем этом чертежик совершенно пустой. Холодный, как лягушка зимой. Сделали, но не задействовали. Отложили? Передумали? Или не сработало? Последний вариант особенно грел душу, сладко успокаивал и все завершал. Поэтому его следовало оставить на десерт.

Взгляд скользил по поляне, по расплывчатым теням людей и вещей, фокусируясь на знакомых лицах. Кто-то с гитарой – лица не видно, спиной сидит, но вроде бы из молодых. Напротив него, с отблесками костра на лицах – Аня, Роман, Антон. Все радостно-возбужденные, до ярко-зеленых бликов вокруг. Алексей разговаривает с кем-то из новичков – даже имя не вспоминается, хотя человек тусуется уже недели две. Новичок просто заинтересован, слушает словно откровение. Или сказку. А вот сам сказочник явно нервничает, оранжевый отсвет начинает понемногу пропитываться алым. На кого он там оглядывается?

Ну, здравствуй, приятель. Можешь не отвечать, Костя, можешь вообще не замечать старых знакомых. Чем ты, собственно, и занят: все-таки чуть дернулся, скользнул взглядом по склону, но разговор интереснее. Почувствовал, но не обратил своего благосклонного внимания. Даже искры не было в уверенном голубом сиянии. А ведь крут ты стал за эти годы, ох, крутехонек. И раньше не последний был в своих кругах, а теперь и вовсе на холм поднялся бы… Хотя, впрочем, могло бы и ума хватить пропустить вперед самых нетерпеливых. Особенно с учетом имеющегося опыта.