А ведь я не думал о ней все это время. Настолько сильно боялся потерять Ассоль, что во время одного ада забыл о другом, о том, который меня "дома" ждал.
В спину кто-то толкнул и мерзко засмеялся гнусавым голосом, а у меня ноги ватными стали, отказываются двигаться. Я хотел. Я изо всех сил хотел… но не мог сделать и шага. Словно трус, боялся увидеть собственными глазами то, что и так отлично знал. Но ведь то, чего мы не видим, кажется нам немыслимым, несуществующим, невозможным.
Вот и я не верил, что ее больше нет. Не верил, что войду в пустоту клетки, а в ней больше никогда не встанет на лапы та, которая выкормила меня и защищала от нападок больных ублюдков, издевавшихся над ребенком.
Не верил, что ее тихое рычание останется только в моей памяти тем самым звуком, которое будет бросать назад, в детство при каждом воспоминании. Не верил, что терпкий запах ее шерсти навсегда в моем мозгу сменит смрад ее освежеванного тела. Не знаю, каким чудом я оказался возле входа в клетку. Не знаю, каким образом сумел крик сдержать, вырывавшийся из груди. Яростный, отчаянный крик, вцепившийся в горло мертвой хваткой и не позволявший дышать. Казалось, открою рот — и взвою, подобно волку.
Когда труп увидел волчий, без шкуры, подвешенный каким-то грязными веревками к решетке над моей головой, думал, с ума сошел и прямо в Преисподнюю попал. Потому что не могли нормальные люди с живым существом такое сделать. Кто-то, наверное, за веревку эту дернул, и тело Мамы ко мне медленно повернулось. Мертвыми остекленевшими глазами на окровавленной морде на меня посмотрело… с осуждением. С диким разочарованием. Словно вой ее услышал откуда-то вдалеке. Картина, которую я буду вдеть, как только буду закрывать собственные. Ее взгляд, вспарывающий душу обвинением. Ее пустой взгляд, который отпечатается в сердце самым настоящим клеймом. Клеймом, вспыхивающим убийственным пламенем каждый раз при воспоминании, методично выжигая все человеческое, что когда-то было во мне.
На лапы ее, безжизненно висящие, смотрю и чувствую, как крик вырывается изнутри. А вместе с ним что-то страшное… что-то невероятно сильное и жестокое. Гораздо сильнее и беспощаднее меня. Особенно когда глаза опустил вниз и увидел, что на шкуре ее стою.
— Смотри, какой коврик для тебя сделали, нелюдь.
— Добро пожаловать домой.
И громкий смех Генки-крокодила.
Смех, ставший спусковым крючком для моего прыжка с разбега в самую бездну.
ГЛАВА 9. БЕС
1990-е гг. Россия
— Слышь, Кот, не дергайся там, просто смирно стой и в глаза ему не смотри.
Парень в черной кожаной куртке перевел взгляд на стоявшего рядом друга детства Валеру. Усмехнулся. Успокаивает его, а сам пальцами правой руки по ноге барабанит от волнения.
— Я и смотрю, ты до хрена спокойный, — Мишка засмеялся, когда друг цыкнул на него недовольно, — а вообще, что ты как целка кипешуешь? Будто сам впервые с ним увидишься.
— Ага, — Валерка смачно сплюнул на пол, засовывая руки в карманы и скрывая трясущиеся пальцы, но затем, словно одумавшись, быстро по сторонам посмотрел и растер подошвой плевок, — с ним каждый раз как в первый. Тем более информация не проверенная.
— Проверенная, — Мишка огрызнулся, — сказал же, стопудово согласится. Я этого жирдяя четыре года возил от банка к любовнице, потом домой, я с ним с утра до ночи рядом и его как свои пять пальцев уже знаю. Он уже в штаны ссытся после угроз Демьяна. Если Бес твой "крышу" обеспечит, он ему завод свой отдаст и глазом не моргнет.
— Не мой он, ничейный, — Валерка подмигнул появившейся в приемной секретарше с аккуратным пучком на голове и в темно-синем деловом костюме. Дождался от нее кивка и мотнул головой, ударив кулаком по плечу Кота, — пошли, Мих, главное — спокойнее.
Михаил Котов по прозвищу Кот закатил глаза, направившись в кабинет местного авторитета Саши Тихого. Честно говоря, нервозность Валерки немного раздражала. Кот нередко бывал в таких вот ресторанах, в одном из которых они находились сейчас, или в клубах, относящихся к заводу и открытых для рабочих и их семей еще во времена глубокого коммунизма. Частенько заходил с заднего входа в такие заведения, где местные авторитеты имели кабинеты вместе с начальником своим, Арсением Григорьевичем Молоховым, которого по-панибратски уже давно называл просто Григоричем. Мало кто догадывался, но Кот был не только водилой Молоха, но и его охранником. Именно он, а не здоровый боров Федот, которого начальник для отвода глаз держал при себе.
Директор местного металлургического завода, который, по мнению Михаила, давно уже следовало закрыть и распродать к чертям собачьим, Григорич был еще и владельцем крупного банка. Правда, в последнее время начальника стали прессинговать "Демьяновские" братки, а вчера после очередного отказа в Григорича выпустили автоматную очередь, и сейчас он лежал в больнице, благо зацепили слегка и жить точно будет, но в койке поваляется однозначно не меньше недели. Именно после этого Григорич приказал Мише обратиться к Бесу. Сказал, что только он сможет обнаглевших подонков успокоить. Желательно навсегда.