Сможет ли он сам удержаться, чтобы не включить в этот список своих врагов? Сможет ли сам не поверить, что враги его являются пособниками харитов? И сколько времени пройдет, прежде чем недовольный его малым усердием император зачислит в пособники харитов его самого?
– Генерал Трастамара! – резко сказал император, и Станис едва сообразил, что он обращается не к нему, а к прапрадеду, – вы нашли способ победить ттакк, вы создали маточный инкубатор! Вы сможете отличить человека от нелюди?
– Легко, – сказал Живоглот.
Он парил в своем кресле, сложив пергаментно-бледные руки на исхудавших коленях, и только глаза его были такие же пронзительные и спокойные, как глаза Севира.
– Мы учредим чрезвычайные комиссии! – закричал император, обращаясь к невысокому полному человеку, стоявшему перед ним в форме пилота без знаков различия, – мы поставим во главе этих комиссий лучших людей! Губернаторов, членов правительства! Мы проверим самих губернаторов! Мы вырвем вас с корнем, мы развеем ваш прах в космосе, мы сложим из ваших костей второй Триумфальный Шпиль!
– Это будет величайшая победа в истории человечества, – почтительно сказал сбоку первый министр Хабилунка, – и одержите ее вы.
– Трастамара! – резко приказал император, – убейте его!
Трастамара поднял веерник. Лицо Севира осталось совершенно спокойным. Уголки губ чуть искривились в улыбке. Они с Трастамарой мгновение глядели зрачок в зрачок, а потом Трастамара резко повернулся и выстрелил.
Первый министр рухнул на пол, не издав ни звука.
Глаза императора распахнулись от изумления. Трастамара нажал на курок второй раз, – и властелин мира, повелитель Митры, Рамануссена, Альтайи, Ттакки, Лены, и еще ста шестидесяти пяти миров, жалуемых им в соответствии с заслугами и рангом, Отец Сына Всех Гнезд, Прародитель Лоеллиан, Матка над Маткой Крийнов, Средоточие Локров, повелитель людей и нелюдей император Теофан упал и стал похож на кучку использованного белья.
Никто не двинулся и не издал ни звука.
Станис Трастамара нетвердо шагнул вперед и перевернул императора. Между глаз темнело красное пятнышко: луч вошел точно в лоб, испепеляя кору головного мозга, из пятнышка выползала серая капля. Станис почему-то не мог взять в толк, что императора оказалось так же легко убить, как самого обычного человека.
Севира, как он очень хорошо знал, было убить труднее.
Трастамара выпрямился и увидел, что глаза всех присутствующих устремлены на труп. Адмирал Иссуф, чуть наклонив голову, смотрел на императора с холодным любопытством. Ли Трастамара чуть покачнулся в кресле, чтобы лучше видеть, и оно, подчиняясь языку тела, поплыло вперед. В глазах принца Севира не было ни сожаления, ни сострадания, ни радости – вообще ничего.
Берес Дарр, президент Технологической Академии, стоял, положив руку на плечо светлейшего губернатора сектора Роза, – и губернатор вдруг широко улыбнулся, сел в кресло и заснул.
Один из охранников по-прежнему целился в Дарра. Чеслав Трастамара перевел ствол на министра финансов, тот вспыхнул, потом побледнел, и заблеял, глядя на Живоглота:
– Но это… это просто замечательное решение! Ли, вы гений, я всегда говорил, что это вам надо было стать императором…
– Чеслав, мальчик, сделай милость, нажми на курок, – сказал старый Ли. – Эта тварь мне надоела.
Чеслав повиновался. Министр финансов рухнул без звука: куча мяса в дорогом мундире.
Эйрик ван Эрлик сидел, прислонившись к стене. Он уже очнулся, – генерал не заметил, когда – и теперь он, откинув голову, и смотрел на Трастамару внимательными черными глазами. Руки его еще не отросли, – так, белые культи с пятью пупырышками на конце.
– Это не спасет от войны, – спокойно сказал Севир.
– Это зависит от ван Эрлика, – ответил Трастамара.
Эйрик медленно, еще не понимая, перевел взгляд с Трастамары на труп на полу.
Начальник Службы Опеки подошел к нему и ухватил за шиворот, помогая подняться.
– Давай, Эйрик, – сказал он, – я знаю, ты сможешь.
Эйрик неуверенно прошел несколько шагов и не то сел, не то рухнул у трупа Теофана. Трастамара, по-прежнему держа в руке ствол, с ожесточеним рванул мундир императора.
Ему бросилась в глаза белая жирная грудь, покрытая какими-то редким волосками, и не то порезы, не то ожоги чуть ниже крупных, почти женских сосков. «Черт, неужели еще и это?» – подумал про себя Трастамара.
– Ну, что тебе надо? – сорвавшись, закричал шеф Службы Опеки.
Эйрик положил обрубки рук на грудь мертвеца, и Трастамара вдруг увидел, как плоть тонет в плоти. Живоглот, за спиной Трастамары, со свистом, по-старчески втянул воздух.
Ничего не происходило. Секунды тикали в мозгу Трастамары. Кабинет императора был неприкасаем; он был закрыт для важнейшего заседания, но что будет, если кто-то захочет зайти?
«Он – слишком человек, – подумал Трастамара, – он все-таки человек, что бы там ни твердили медтехи. Он мечтал о потерянном рае, он всю жизнь ненавидел людей, – но он ненавидел их изнутри. Как и ты сам, впрочем».
– Ты это можешь сделать, Эйрик, – спокойно проговорил Севир, – надо только знать, что ты это можешь.