Черный барр схватил две чушки и полетел вверх. Белый последовал его примеру. Публика, задрав клювы, наблюдала за поединком. Сто метров, сто пятьдесят, двести. Барры все летели и летели к солнцу; крылья их тяжело взмахивали. Казалось невероятным, что при такой жаре и при такой силе тяжести живое существо способно тащить на себе тонну.
В следующую секунду белый барр налетел на черного в воздухе. Тот выпустил одну из чушек; белый с победным клекотом рванулся вверх, но тут черный ударил его всем телом, белый выпустил обе, а черный, весело закричав, полетел вверх, унося в брюшных жгутах стальную чушку. Он выпустил ее, только взлетев на пятьсот метров, и чушка упала точно в центр закрашенного круга.
Белый барр приземлился, что-то рассержено стрекоча. Зрители орали. Черный рухнул спустя полминуты, совершенно без сил, распустив свои крылья по земле и вытянул когти. Он сел буквально метрах в пяти от ван Эрлика, и белый, переваливаясь, побежал к нему, встопорщив перья и выпятив набухшие белым рыльца на клюве.
Чеслав вскочил.
По его опыту, – опыту курсантских соревнований и разборок, – драка должна была неизбежно продолжиться на земле. Белый барр толкнул черного, и к тому же было не очень-то ясно, кто победил. Было только ясно, что тот, кого признают побежденным, с этим не согласится.
Сидевший на почетном месте старый самец взвизгнул и застрекотал. Белый барр остановился слева от Эйрика, завертел головой и начал бить крыльями по скале. Сведенные в сплошную кромку крылья оставляли на камне глубокие борозды.
Черный барр все так же лежал, распустив крылья. Белый барр взмахнул крыльями раз, другой, и затих.
Старейшина стрекотал вдали, советуясь с другими стариками, а потом к нему, склонив головку, подошла белая самочка.
– Что он хочет? – спросил шепотом Чеслав.
– Оба танцора устали, – отозвался ван Эрлик, – и оба хотят пить. Старейшина хочет, чтобы
Тут только Чеслав заметил, что они сидят исключительно в окружении самцов; а молоденькие самочки сбились по другую сторону костра. Если барры и праздновали разгром базы, то они совместили это с другой, куда более древней и куда более биологически обоснованной церемонией.
Баррийка наклонилась перед ван Эрликом, и голос ее был как серебряный колокольчик:
– Эйрик, ты долго летел, и людям плохо от такой жары.
Чеслав покосился на белого барра. Тот снова приоткрыл клюв, и с набухших жвал на скалу упала белая капля. Перья его встопорщились в сплошную режущую кромку. Чеслав заледенел. Как бы ни была ритуализированна внутривидовая агрессия у барров, эти ритуалы не распространялись на представителей другого биологического вида. Более того – взаимная терпимость барров обеспечивалась и поддерживалась за счет совершенной нетерпимости к другим расам.
Ван Эрлик поклонился и принял обеими руками сосуд, а потом бережно отпил глоток.
– Садись с нами,
Непонятно как, но все обошлось. Эйрик ван Эрлик сидел с
Подоспела еда. Памятуя историю со