Нелюдь

Она раздавила жирную муху, причем сделала это медленно, совершенно спокойно. А потом достала платочек и аккуратно вытерла пальцы…

Лева увидел это, и его чуть не стошнило от отвращения. Он тогда сдержался и не показал виду. Что же касается Хельги, то она даже не обратила внимания на происшедшее. Она не понимала себя…

А Лева все присматривался к своей жене. Второй случай не заставил себя ждать. В тот год Лева купил машину, и они с Хельгой ехали в гости к друзьям на дачу. Собственно, друзей у них никаких не было, а были — так, знакомые.

Впереди них по дороге ехал «Москвич» и ехал он как-то странно. То начинал вилять, то несся, как сумасшедший, а потом внезапно замедлял ход.

«Пьяный водитель, должно быть», — подумал Лева и постарался отстать, чтобы не приближаться к опасной машине.

На выезде из какого-то поселка внезапно на дорогу вырулил подросток на мопеде. Мопед был старый, а подросток — явно «трудный». Взлохмаченный, с соломенными волосами, торчащими паклей, в замызганной какой-то куртке.

Видимо, у него и родители были такие же, иначе не купили бы подростку мопед. Русские поселяне с завидным упорством покупают своим чадам мопеды и мотоциклы.

«Чтобы стал мужчиной», — с тупостью пьяного объясняют они. Правда, в результате этого их чада становятся не мужчинами, а трупами, но это как-то не доходит до удалого сознания…

«Какой же русский не любит быстрой езды», — с умилением написал как-то Гоголь. Наверное, тот рабочий подросток как раз вспомнил эти слова, когда под треск своего мопеда с остекленевшими глазами выруливал на трассу…

«Москвич» ударил его бампером так, что парнишка отлетел в сторону, к тянувшемуся тут же бетонному забору чьего-то гаража. Но, видимо, шофер машины был и вправду пьян, потому что «Москвич» тут же как-то странно нырнул вправо и, как бы догнав отлетевшего парнишку, чиркнул боком по забору. Парнишка оказался в мгновение ока размазан по бетону…

Все это произошло метрах в пятидесяти впереди машины, в которой ехали Лева с Хельгой.

Водитель «Москвича», видно, тут же протрезвел и нажал на газ. Машина рванулась вперед со страшной скоростью и почти тут же скрылась из вида.

Мальчишка лежал в луже крови возле забора, рядом со своим раскуроченным мопедом. Лева машинально притормозил, разглядывая лежащее тело.

— Что ты смотришь, милый? — вдруг услышал он тихий спокойный голос жены.

Он с удивлением быстро взглянул на нее — неужели она ничего не видела только что? Может быть, она сидела, закрыв глаза и не обратила внимания на скрежет и звук удара впереди?

Но нет… Хельга все видела.

— Ты хочешь посмотреть на него? — спросила она, кивая на тело у забора. — Лучше не надо, — добавила она. — Мы опаздываем, а если остановимся, то потеряем время…

— Но, может быть, он жив, — сказал Лева озадаченно. — Если быстро довезти до больницы, то…

Он не закончил своей растерянной фразы, потому что Хельга улыбнулась и положила свою прохладную ладонь на его руку.

— Нас ждут к восьми, — мягко сказала она. — Сейчас уже половина восьмого… Неприлично опаздывать. А потом, если нас увидят тут, то еще запишут в свидетели, станут вызывать куда-нибудь. Сколько времени мы потеряем.

Лева нажал на педаль, и их машина помчалась дальше. Мальчик остался лежать там, у забора, и Лева не знал, остался он жив или нет. Нет, скорее всего, уж больно здорово его размазал тот «Москвич»…

Нет, Лева не удивлялся на свое поведение. Себя он знал достаточно хорошо. Если бы он ехал один, то, скорее всего, оказал бы мальчику помощь. Чисто машинально, потому что так принято. Но Хельга сказала, что они могут опоздать в гости, и он проехал мимо.

«Наплодили детей, а следить за ними не могут», — раздраженно сказал он себе, как бы объясняя то, что он, может быть, бросил парнишку умирать…

Но вот что заставило Леву задуматься, так это не он сам, а Хельга. Лева получил дополнительное свидетельство ее пониженного эмоционального порога. Она не чувствовала чужой боли, не понимала ее.

В ту ночь, на даче, они весело ужинали, выпили, потом все разошлись по комнатам. Хельга весь вечер была весела, обворожительна и буквально сводила с ума мужчин, вызывая тихую ярость у их жен.

А ночью, в постели она была очень нежна и активна. Она так нежно ласкала Леву… Он до сих пор иногда вспоминал ту ночь. Он наслаждался тогда.

Но что-то он отложил у себя в голове. Никогда чувства не довлели над Левой, он все замечал и фиксировал в сознании.

Он не сделал никаких выводов из того, что узнал. Ему тогда это было не нужно. Но он понял, что Хельга — ненормальный человек.

Красивая, умная женщина, она могла быть совершенно очаровательной. Она очень любила тогда Леву. Как она доверчиво прижималась к нему, как ласкала, какие были у нее глаза…

Все это было правдой, и Лева это знал. Но ненормальность, выразившаяся в отсутствии чувствительности, была тоже. Хельга была начисто этого лишена. Она могла сколько угодно делать вид, что в этом отношении она точно такая, как и все окружающие. Она так и делала и вводила в заблуждение всех, с кем сталкивалась.