Нелюдь

— Но для этого ты должен сначала заработать эти деньги, — напомнил Лева прагматично. — А заодно, — добавил он, хитро прищурившись, — попрактикуешься. Ты ведь должен показать себя на операционном столе.

Договорились, что Василий вспомнит пройденное в институте, прочитает все, какие надо, учебники и будет сам изымать органы у людей, которых будут привозить в морг.

— Аркадий Моисеевич не помешает? — спросил Лева.

— А, он все равно по вечерам уходит домой, — ответил Василий, махнув рукой.

Потом подумал и добавил:

— Можно было бы и его привлечь… Но нельзя. Он — не такой человек. Ему только намекни. Узнает — убьет.

— Прямо убьет? — засмеялся Лева, как бы подбадривая санитара.

— Убьет, — с убежденностью кивнул Василий.

Лева и сам вспоминал Аркадия Моисеевича — этого старика. И подсознательно понимал, что санитар прав. Аркадий Моисеевич ни на какие деньги не позарится. И на такое дело не пойдет.

Лева, как всякий подонок, все прекрасно про себя знал. Подонки ведь только делают вид, что ничего про себя не знают. Поэтому и держатся бессовестно, нахально, прут вперед… А на самом деле все они понимают. И в глубине души каждый такой гнус знает, что он — дерьмо. Настоящее и законченное. Он не уважает себя и знает, за что…

Но это, конечно, в самой глубине души. Или как это у них называется… Зато они, как правило, чувствуют настоящих людей. У подонков развит инстинкт самосохранения, так что они кожей ощущают опасность, исходящую от людей порядочных.

Лева, например, точно знал, что Аркадий Моисеевич — настоящий человек. Не ему чета… Другое дело, что у Левы не было никаких оснований бояться старого Аркадия.

А бандитов найти вызвался сам Василий.

— У меня знакомства есть, — сказал он таинственно.

И действительно нашел троих удалых молодцов, которые за доллары, или как они их называли, за «зеленые» были готовы на все. На каком-то этапе Лева даже удивился, как много вокруг оказалось людей, готовых на все…

Раньше он этого не замечал, а сейчас ему вдруг даже стало неприятно. Он радовался тому, как сравнительно легко у него все получалось, но было и тревожно на душе — неужели он и прежде всегда жил с людьми, которые с такой легкостью, даже не задумываясь, согласны на страшные злодеяния?

Самому Леве в некотором отношении было легче. Он был просто организатор и вдохновитель. Но ему же не приходилось самому хватать на улицах живых, здоровых и ни в чем не повинных людей, а потом превращать их в трупы…

Может быть, он сам бы даже и не смог этого сделать — был трусоват. А эти люди, которые согласились сотрудничать с ним, от Хельги до Василия и его товарищей, прекрасно понимали, что им предстоит делать, и все равно за деньги соглашались…

И дело постепенно пошло на лад.

Лева спокойно сидел у себя дома в Германии, под крылышком у папы с мамой и ждал. Он знал, что в это время в далеком Петербурге идет напряженная работа. Разъезжает по темным безлюдным улицам машина с тремя людьми в поисках подходящих жертв, зажигается свет в операционной морга…

Задача стояла так: нужны были только органы молодых людей, не старше двадцати пяти лет. Чтобы больше было гарантии их здоровья.

Лева иногда как будто даже видел все это в своем воображении. Яркий свет в ночной операционной, фигура Василия в белом халате, последний предсмертный пот жертвы, которая только сейчас поняла, что выхода не будет и что это — смерть.

Лева думал об этом и содрогался.

«Как они все только могут», — почти что с восхищением думал он о Хельге с Василием…

Потом следовал звонок из Петербурга, и Хельга сообщала, что все приготовлено. Это означало, что они там уже распотрошили достаточно людей.

Лева летел в Питер либо из Германии, либо предварительно ехал в Италию и летел оттуда. Не следовало привлекать к себе внимание слишком частыми одинаковыми рейсами.

Он приезжал, забирал органы, укладывал их в контейнеры с заморозкой из азота и мчался в аэропорт. Он приезжал как раз к окончанию регистрации пассажиров и сразу же проходил в самолет.

В римском аэропорту он брал такси и ехал в заветное место — к кафе на Виа Аурелиа. Место оказалось весьма удачным, сравнительно недалеко от аэропорта, так что органам уже недолго оставалось лежать в контейнерах.

А возле кафе уже стояла машина Марко, который тут же перекладывал контейнеры в установленный в машине холодильник. Вот и все. Тут же производился и денежный расчет. Они с Марко договорились, что расчет будет всегда только наличными — это устраивало обе стороны.

Два раза Леву досматривали в аэропорту — один раз в Питере, и один — в Риме. Оба раза таможенники заглядывали в чемодан, видели там среди белья и специально взятых с собой папок с бумагами контейнеры и интересовались, что в них.

— Специальное питание, — отвечал Лева и показывал медицинскую справку о тяжелой болезни и специальном питании.

Оба раза его заставили открыть контейнеры и показать, что там такое.

Оба раза при этом Лева чувствовал, что сейчас умрет от разрыва сердца. Но ничего не произошло. Он продемонстрировал человеческую почку в растворе и сказал, что это — сырая пища, которая ему предписана.