Нелюди, противостояние III. Остров

Ксения уже долгое время находится в клинике. Более семи лет содержания в любом закрытом учреждении оставляет след на сознании человека. Нормального человека. Её же психическое и физическое состояние поддерживалось при помощи лекарственных препаратов на одном неизменном уровне – в спокойной отрешенной прострации. Подобные отношения врачей и пациента с диагнозом – маниакально депрессивный психоз вполне устраивает медицинский персонал и родственников, очень часто отказывающихся от больных с подобным заболеванием.

Ксения не знала кто из ее родственников отказался от нее, да и не подозревала о том – существовал ли вообще кто-либо из них? Но ее сознание или галлюцинации очень часто проецировали картинку, на которой она рядом с ребенком – девочкой подростком, взявшись за руки, подняв головы смотрели в небо, стоя по колено в полевой траве среди качающихся на ветру соцветий васильков. Свободными руками они прикрывали глаза от солнца. В синем небе среди облаков отражая его лучи парил самолет. Каждый раз в финале девочка поворачивалась к Ксении отрываясь от наблюдения за полетом «стальной птицы», глядя в ее глаза своими небесно-синими, спрашивала:

– Это он?..

– Да. – Ксения смущённо улыбалась, утопая во взгляде ребенка. Проникая в синеву глаз, в отражённые в них облака, летящий самолет и преломляющиеся лучи солнца.

– И когда прилетит твой герой? – Доносилось до нее издалека. Голос девочки размножался разно тональным эхом. Каждый раз накладывая простой вопрос на новую мелодию. Очень часто красивую.

– Скоро… – голос же Ксении тонул в вакууме ее затемнённого сознания.

Подсознательно Ксения знала, что приходящий навязчивый образ летчика с не менее синими глазами, чем небо – это образ ей близкого человека. Но какого-то неземного эфемерного. Девочку Ксения однозначно считала частицей себя. Нет не второй себя – лже личностью, связанной с раздвоением оной, а частью себя: родственницей по крови – сестра или дочь....

Образы в сознании. Ни имен, ни лиц… синие глаза, не менее синие «Васильки» и небо, одна сплошная как преданным жанру маринистом выраженная в картине синева. Вся эта «небесная эйфория» постепенно начала отходить на задний план навязывая Ксении ужасные образы в долгих неспокойных снах или обрывках воспоминаний. Короткие «сюжеты» из реальности, связанные с людьми в белых халатах с тоскливым белым интерьером сопровождаемые мигренью и болевыми телесными ощущениями.

– Когда с ней можно будет поговорить?.. – Донеслось до Ксении с эхом.

Эту фразу произнёс человек из прошлого. Из ее прошлого. Человек со знакомым лицом. Строгий и уверенный в себе. В форме. С седыми висками, шрамом через всё лицо и дергающимся в тике глазом. Они вместе с белой безликой тенью вторглись в ее сознание и ее больничную палату.

– Процесс восстановления очень сложный и для каждого с подобным недугом индивидуальный, – женский голос безликой тени был родным, – родным настолько насколько может стать звучащий ежедневно, вместо собственного или чьего-либо еще, – нет сто процентной уверенности, что полное восстановление вообще возможно, после столь долгой и сложной терапии…

– Так все-таки когда? – Настаивал явный доминант этого диалога.

– Дайте ей… нам… еще неделю!? – Словно оправдывалась тень.

– Хорошо. Я приеду через неделю…

Человек качнувшись по-военному развернулся на каблуках и ушел, а его силуэт еще долго стоял перед Ксенией. Голос белой тени уговаривал принять ее лекарство. Мягко и заботливо как добрая мать уговаривает непослушного ребенка поесть.

Неделя оказалась долгой. Ксения заново знакомилась с предметами и ежедневными бытовыми физическими действиями. То, что она делала под воздействием лекарств рефлекторно, теперь приходилось делать осознанно. Чувства в основном негативные, пугающие потрясали разум Ксении. Она боялась всего. Не только человеческой речи и движений окружающих ее пациентов и персонала, но и даже резких звуков. Шороха ног, открытия дверей, звона посуды…

– Ну вот… – с новым визитом, он стоял в дверях её палаты одетый в офицерский френч без знаков различия и сжимал в руках фуражку, шрам проходящий через бровь и глаз казался черным на его загорелом лице, уголки губ дернулись в едва заметной улыбке, – узнаю Ксению Павловну, жизнь в глазах, румянец на щеках… а не древне египетская мумия замотанная в усмирительные рубашки! Так и хочется пригласить в ресторан на романтический ужин. А доктор!?

Не травмированный глаз «гостя» заговорчески подмигнул Ксении «приглашая» ее в какую-то игру известную только ему. Или сразу в озвученный им «ресторан». Рука Ксении непроизвольно вместе с простыней, сжатой в кулаке спрятали ее лицо от нахлынувшего чувства стеснения, оставляя только глаза для наблюдения за визитёрами.