Лагерь представлял собой старые деревянные постройки начала века несколько раз обновляемые кем-то с десяток другой лет назад. Трудно было определить, что представляло из себя поселение в прошлом из двух подобий жилых казарм, пары ферм, довольно большого разделочного цеха с крюками и цепями и даже несколько отдаленной покосившейся церквушкой с полуистлевшими крестами на погосте. Радовало одно – это были вполне пригодные строения для проживания с крышей над головой и рабочими печами, благо дров в округе хватало. С инструментом, брошенным тут же в цеху тоже не было проблем. Топоры, разделочные ножи, вилы… дизельный генератор давал возможность частично освещать жилые постройки и несколько подсобных строений в отдалении от лагеря. Сарай, набитый чуть под плесневелым овсом и родник как основной источник питьевой воды в пошаговой доступности. Колодец на территории лагеря требовал чистки. Топливо для генератора в бочках находилось на берегу.
Полуразвалившийся морской причал неподалеку от заброшенного поселения с половиной дюжины прогнивших деревянных лодок на берегу и севший на мель баркас с едва заметной надписью: «Сокол – 023» над которым уже несколько недель трудился не покладая рук инженер-механик автомобильного завода Деев Николай, уверяющий, что «Сокол скоро буквально взлетит и развезет их по домам к их семьям и к выполнению планов, установленных партией.... Их то ведь никто не отменял!»
Скепсис вызываемый его заявлениями прочно осел в головах остальных потерпевших кораблекрушение. Но они приходили к причалу по вечерам рассаживались группой и смотрели на море в свете заката слушая неизменную возню инженера и его постоянно меняющихся помощников где-то внутри баркаса и редко появляющихся с грязными измазанными лицами снаружи. Не зря же до этого все воодушевлённые обещаниями и потенциалом Деева поочередно трудились, подкапывая судно в отливы и победоносно кричали, сняв его с мели в один из приливов. Мат крики, а иногда и радостные возгласы сопровождали восстановительные судовые работы в сложных условиях.
В свете уходящего солнца это походило на кадры кинофильма. На театральную сцену со своими актерами и декорациями, не имеющими никакого отношения к театру.
После пропажи нескольких товарищей по несчастью «островитяне» уже со страхом плотно застрявшим в их сердцах приходили, тревожно озираясь по сторонам и держась группой с надеждой во взглядах на покачивающийся на волнах баркас.
Первой пропала студентка медицинского института Катя, которая при помощи простых подручных средств и аптечки из спасательной шлюпки привела в относительно нормальное физическое состояние большую часть потерпевших крушение спасая их от заболеваний, связанных с переохлаждением в холодной воде. И воспалением ран, полученных от травм при крушении теплохода.
Переполненная спасательная шлюпка налетела на подводный камень раскидав команду моряков и терпящих бедствие пассажиров на десятки метров вокруг и на расстоянии полсотни метров от берега. Надо отдать должное морякам – они до последнего вздоха спасали гражданских – основная часть моряков утонула в борьбе за их жизни.
Остался в живых только один матрос, с воспалением легких после переохлаждения выхаживаемый Катей, в бреду неоднократно называющий её и мамой, и Любой. Он спас не только нескольких из гражданских не способных плыть, именно он привязал аптечку к останкам шлюпки тем самым «дотянул» до берега так необходимые лекарства.
Безымянный матрос пошел на поправку. Но внезапно пропала Катя. Пропала возвращаясь после вечернего посещения барака с больными в жилой, где расположилась основная масса их здоровых товарищей. Пропала тихо без крика и вообще какого-либо шума. Только ее сумка с медицинскими принадлежностями осталась «не нужной» лежать возле тропы, ведущей от подсобной постройки к колодцу. Следы крови на траве и волочения тела подтверждали насильственный характер исчезновения медсестры. Поисковые мероприятия хотя бы тела пропавшей ни к чему не привели. С учетом местности, густого и дикого окружающего лагерь леса пропажу студентки, спасшей большую часть своих товарищей списали на нападение диких зверей.
Больные и раненые были переведены в жилой барак. Кроме «тяжелого» моряка, требующего отдельного ухода, которым теперь занимались поочередно женщины. Причиной оставления больного в нежилом бараке с полуразрушенными комнатами стали его крики в бреду по ночам, которые были слышны остальным и пугали. Ещё и подкреплённые рассказами об этом других больных о сложности такого соседства.