Нелюди

Вид через лобовое стекло заворожил Юрабу. Солнце вставало, выдёргивая из темноты отдельные растения, скалы, неровности ландшафта. Японец некоторое время пытался следить за деревьями, резво скрывавшимися под фюзеляжем, но Меридиан быстро набрал высоту, отдельные элементы стало отличать сложнее, потом земля начала походить на слабо освещённую карту.

— Ты не уснул, друг? — послышался голос Уильяма.

— А? Нет, что ты. Мне очень интересно.

— Знаешь, почему мы так рано взлетели?

— Надеюсь, ты объяснишь.

— У меня здесь рядом, миль двести, есть дело. Маленькое, мы даже садиться не будем. Надо просто снизиться, сбросить груз, и можно двигать в Порто-Франко.

— А почему так рано?

— Всего лишь, чтобы я успел засветло обернуться.

Юраба представил себе сброс посылки без приземления. Получалось что-то из фильмов, когда величественно открывается часть фюзеляжа, а по ней сползает огромный тюк, снабжённый для безопасности парашютами. Хотел уже спросить Уильяма, так ли всё будет, но, подумав, пришёл к выводу, что скоро сам всё увидит.

Гул двигателя был ровным и уже незаметным, пилот отстегнул ремень и размял руки. Почему-то японец предполагал, что в полёте лётчик не выпускает штурвал, постоянно щёлкает какими-то тумблерами и следит за приборами. Но Траутмен разрушил этот миф. Он встал, пару раз присел, чтобы разогнать кровь в ногах, затем достал из-под сиденья бумажный свёрток и открыл его.

По кабине распространился запах мяса со специями.

— Есть хочешь? — спросил Уильям.

— Да. Я бы с удовольствием позавтракал.

Пилот молча протянул бутерброд с полосками постной говядины. Только тут Юраба почувствовал, что голоден.

— Ты поешь, а я смотреть буду. А потом ты будешь рулить, а я закушу.

Юраба чуть не подавился.

— Я же не умею!

— Ничего сложного. Это же не взлёт-посадка. Просто следить за высотой и горизонтом. Я покажу, как.

Никогда в жизни японец не ел так быстро.

Вести самолёт было не просто увлекательно. Сердце так и норовило выпрыгнуть, а в голове крутилась лишь одна мысль: «Я — лечу! Сам управляю самолётом».

До точки сброса долетели чуть больше, чем за час, и то потому, что Уильям всё время учил Юрабу элементарному пилотажу. В итоге японец понял связь между оборотами двигателя и высотой, выяснил, как и зачем заваливаться на крыло, и даже научился сам заходить на посадку, правда, без приземления. Но коробочку и сброс скорости, снижение с выравниванием тангажа, пару раз провёл самостоятельно.

— За этим перевалом сбрасываем скорость высоту до минимума, а потом всё просто, — пояснил Траутмен. — Видишь рычаг? Он открывает люк. Вывалится коробка, в ней одежда и консервы. Метров с двадцати и при посадочной скорости им ничего не будет. А мы — свечку и на курс.

Каменистый хребет лениво провалился под фюзеляж и открылась величественная картина красивой долины. Зелень, водопады, мелкие реки. Точка сброса была километрах в пяти, на тщательно вычищенном плато, а до неё тянулась заросшая лесом горная равнина.

— Газ на минимум, — скомандовал Уильям.

— Ты хочешь, чтобы я сбрасывал?

— Не бойся, друг, я подстрахую.

Юраба дрожащей рукой передвинул рычаг на холостой ход, проверил горизонт, выпустил закрылки, и обливаясь потом, следил за тангажом, то и дело дёргая рули высоты. К счастью, ветер был встречный, что очень облегчало работу.

Навалилась непонятная тоска, голову будто охватило хомутом, медленно, но неотвратимо, стягивая. Ринеру постарался отвлечься, отключить часть сознания, вспоминая старые практики, которым учили ещё родители. Помогало слабо.

— Оммм, — затянул про себя японец. Он постарался отбросить всё, кроме этого звука и элементов управления полётом.

Как ни странно, такой простой способ подействовал, хоть и не до конца. Дышать стало легче, темень перед глазами пропала. Наверное, перепад давления, решил Юраба и вернулся к пилотированию.

Уильям молчал, и через какое-то время японец осмелел, стал позволять себе оторвать взгляд от приборов, и посмотреть на землю. Впереди мчался лес, ныряя под самолёт так близко, что казалось, фюзеляж должен скрести по макушкам деревьев. Альтиметр показывал пятнадцать метров. Скорость упала до ста. К счастью, Юраба не знал, что сейчас, с той нагрузкой, которую несло судно, это критическая скорость. Чуть ниже, и крылья уже не будут держать борт. Но капитан не сказал ни слова, и второй пилот считал, что всё идёт как надо.

Наконец, японец выбрал момент и глянул на Уильяма. И чуть не выпустил из рук штурвал. Приятель пускал пузыри, глаза его закатились, а тело обмякло.