— Пригнись, — скомандовал Витёк.
Залегли все, даже Сэнди, которой вроде бы не положено было понимать русские команды. Едва мы укрылись, раздался грохот, полыхнула вспышка, и меня ощутимо дёрнуло назад взрывной волной. Ближний к нам дом, в котором, по словам Витька, жили гориллы, разлетелся в мелкие дребезги. Граната бы такого эффекта не дала. Мгновенно от стен осталась лишь гора осколков.
— Странно, — послышался слева недовольный Витькин голос. — А второй?
И тут грохнул второй. Здание было в разы больше, поэтому полыхнуло и сложилось как карточный домик. Я скользнул в транс. Внутри рухнувших строений больше ничто не препятствовало сканированию, и я смог почувствовать только одного живого. Зато на границе облагороженной зоны, возле самых камней, ощутил ещё троих. Наши. Не выдержали всё-таки, пришли. За камнями к моему удивлению обнаружились знакомые вибрации обезвреженных днём охранников. Надо же, живы ещё. Частоты были ровные, фоновые. То ли спят, то ли так и не пришли в себя. А далеко-далеко еле цепляли сознание до боли знакомые тона профессора Семёнова, что меня очень обрадовало.
Заваленный в главном здании часто и пронзительно заорал. Я прислушался. Множественные переломы рёбер, прорывы лёгких, внутренние органы в труху. До утра не доживёт. Я сделал единственное, чем мог сейчас помочь раненому.
— Гена, Гена, вы детей не нашли? — Сэнди дёрнула меня за рукав.
Ответил ей Витёк.
— Они всех убили. Давно, не сегодня.
Девушка заплакала, но уже без той безысходности в глазах. Видимо, за это время успела смириться с потерей.
Подошли оставшиеся. Японец, как ребёнок, осторожно дёрнул за рукав гиганта Огромова и, видимо, продолжая прерванный разговор, спросил:
— Какие звери, Серёга-сан?
Я не стал слушать. Отошёл чуть в сторону. Дело в том, что к этому времени я уже прочно уловил приближающуюся ауру Семёнова, а с ним ещё шестерых. Похоже, эфиролёт он всё-таки перегрузил.
Аппарат завис над пепелищем, заливая округу белым электрическим светом, выбросил фал, и по нему дружно спустились пятеро и тут же рассредоточились по территории, проводя рекогносцировку и стараясь держать под наблюдением как можно большую площадь. К моему удивлению, последним коснулся земли не кто иной, как Сергей Бобров. Я подбежал.
— Здорово, Бобёр. Вы как здесь?
— Привет, Струна. Вот, тебя выручать прилетели.
— Ну-ка… — Я выдернул у него из разгрузки ходиболтайку и спросил. — Какой канал?
— Всё настроено, просто говори.
— Профессор Струне.
И тут началось.
— Здорово, Струна. Это Серых.
Кто такой? Почему не знаю?
— Привет героям. Я Волчанский.
За секунду со мной познакомилась вся группа. И все как один — зверские. Волчанский, Серых, Волков, Волкогонов. Я секунду переваривал, затем решил ответить всем оптом.
— Здорово, стая.
— Гена, как вы? Вы живы? — это уже Семёнов.
Вот что за глупая привычка задавать вопросы, ответ на которые очевиден.
— Конечно нет, профессор. С вами говорит дух Геннадия Стрина. Летите чуть влево. Там от руин идёт странный диагональный поток. Подозреваю, что раньше он был инициирован каким-то оборудованием, а затем сам стабилизировался. Напор слабенький, но, надеюсь, на взлёт хватит.
Пока я объяснял, эфиролёт уже сместился, руины накрыла темнота, а пятно прожектора заскользило слева от нас, будто Семёнов надеялся увидеть энергетический поток в свете своих фонарей. Наконец, летательный аппарат грузно, но аккуратно опустился на землю. Я подошёл.
Открылась дверь, и в освещённом проёме возникла знакомая, но абсолютно неожиданная здесь фигура. Доктор Рут Эндрюс.
— А вы… эээ… а где профессор? — от волнения я не мог подобрать слова.
— Я здесь, Гена, — доктор вышел из глубины кабины и по-хозяйски положил руку на плечо девушке.
У меня отлегло от сердца. Когда я увидел Рут, первой мыслью было, что прилетела она ко мне, сейчас познакомится с Сэнди, и тогда не избежать скандала. Либо с одной стороны, либо с другой. Но по уверенному жесту профессора я сразу всё понял.
— Спускайтесь, молодожёны.
Доктор Эндрюс подошла ко мне вплотную, с видом побитой собаки посмотрела в глаза, и вдруг резко, будто ей ноги подрубили, рухнула на колени и обняла меня за икры.
— Гена, простите. Я сделала ужасную вещь. Я вас так предала. И вас и Андрюшу, — она показала пальцем на профессора. — Я никогда не смогу себе этого простить. Но простите хотя бы вы меня.
— Так, — я вырвался из несмелых объятий и сделал шаг назад. — Значит, вы, Рут, знали, куда меня отправляете?
— Простите.
— Геннадий, — вступился Семёнов. — Не сердись на девушку. Одинокая была, глупая. Ну, позволила втравить себя в авантюру. Но я больше такого не допущу.
— Андрей открыл мне глаза, Гена, — опять заныла Эндрюс.