Тяжесть его тела тут же ослабевает и я могу немного расслабиться.
Кос ложится рядом и осторожно тянет меня к себе. Когда наши тела снова соприкасаются, я ощущаю насколько он напряжён. Пока я тяну Костину футболку вверх, по его коже прокатываются судороги дрожи.
— Кир, — хрипло тянет мужчина и ловит мои руки, — я тебя сейчас возьму… быстро. А после… всё наверстаю. Вся ночь будет твоя, любимая. Я не могу сейчас быть… нежным, осторожным…
Костя водит указательным пальцем по моим истерзанным губам, поэтому я никак не могу уловить смысл его слов. Тем временем его палец надавливает на губы и резко проникает в рот.
Костя выжидательно смотрит мне в глаза, а я совершенно утрачиваю нить разговора, потому что сосредоточена на совершенно новых ощущениях. Его палец то проникает в мой рот, то из него выходит. Потом снова проникает и резко выходит. Такая обычная ласка или скорее действие, но волны возбуждения уже ураганом разносятся по моему телу. При следующем проникновении, я ловлю Костин палец зубами и начинаю очень медленно облизывать его языком. Через какое то время мне и этого оказывается мало и я начинаю его сосать. Словно это и не обычный палец, леденец на палочке.
Охватываемая новыми ощущениями, я поднимаю взгляд на Григорьева и даже замираю от дьявольского выражения его глаз. Мужчина настолько сильно сжал челюсть, что я слышу как скрипят зубы.
Я резко прекращаю новую ласку и тихо спрашиваю.
— Что-то не так?
Кос поднимает взгляд и со злой усмешкой выговаривает.
— Смотрю практики у тебя было с лихвой…
Я тревожно ёжусь и снова тихо уточняю?
— О чём это ты?
— Сосёшь так… Профессионально, — цедит через зубы Кос.
Вначале я не верю своим ушам, а затем меня словно придавливают к земле. Боль и шок цепляются за раненую душу и раздирают в клочья былые эмоции.
Я поднимаюсь резко, даже голова начинает кружиться. Или это не голова, а помертвевший мир перестал отражать истинную реальность. В последнюю секунду Костя ловит меня и снова пытается зажать мое одеревенелое тело в путы своих рук.
— Пусти, — надрывно прошу я и быстро отворачиваюсь от его побелевшего и злого лица.
Руками я пытаюсь отодрать его пальцы от своей кожи, а когда это не выходит с силой бью Костю по плечам.
— Выпусти меня! — в агонии кричу я и тут же начинаю подвывать.
Слёзы-предатели уже во всю хозяйничают на щеках и я окончательно теряю рассудок.
— Прекрати, — гремит голос Кости и он полностью лишает меня движения.
Мои ноги мужчина сжимает своими коленями, а руки берет в тиски ладоней.
Правую ногу пронзает боль и я на секунду теряюсь в действительности.
— Нога… Отпусти меня. Нууу… — со слезами прошу я и Костя через секунду меня выпускает.
Я подскакиваю с кровати, но тут же падаю на колени от боли в закаменевшей ноге. Костя подрывается ко мне, но я упрямо отползаю и сухо выплёвываю.
— Не трогай меня! Больше никогда не касайся меня даже пальцем. Ты… это ты всё испортил. Так и знай! Сейчас я точно не в чём перед тобой не виновата… А ты… ты козёл. Понял!
Не глядя на мужчину, я кое как поднимаюсь на ноги и начинаю искать одежду.
— И с твоим Вовкой у меня никогда и ничего не было. Мы танцевали только и всего. Не веришь — не верь. Живи ложью. Я не с кем… не с кем вообще не была, а ты… ты такое говоришь… Любовь мою топчешь, а свою лелеяшь…
Слёзы заслонили глаза и я никак не могу найти свою одежду. Еще и нога совсем отказывалась двигаться, да и костыль остался в машине…
Собравшись с духом, я пробую сделать хотя бы один шаг, но тут же лечу на пол. Вернее до пола я не долетаю, потому что Костя, в последний момент, ловит меня и ставит на ноги.
— Пусти, — по новой выворачиваюсь я, но он снова не дает мне никакого шанса.
— Не отпущу! Никогда я не отпущу тебя, Кира.
Кос снова утягивает меня на кровать. Я бьюсь в его руках словно вольная птица, а он как будто и не замечает этого. Усевшись на кровать, Григорьев садит меня на колени и сразу же закутывает в кольцо своих рук. Его губы находят мои, но я успеваю увернуться.
— Прекращай! — приказывает Костя и утыкается взглядом в моё покрытое слезами лицо, — если ты не врёшь, я с Вовы шкуру сдеру… С живого.
— Если ты не врёшь? — с болью передразнивая я Коса и вонзаюсь ногтями в его руку, — ты ставишь под сомнения мои слова… Ставишь меня на одну линию с этим больным?
— Этот больной лапал тебя на моих глазах и ты не особо сопротивлялась.
Костя отпускает мои руки и впивается пальцами в мои щёки.
— Дура была. Но позволять ему большее, я бы не стала. Даже поцеловать его не смогла, а без любви с ним в кровать укладываться, я точно бы не стала.
Кос очень внимательно следит за мной, а через мгновение сипло выговаривает.
— Меня ты тоже не любила, но… была со мной.
Я перестаю сопротивляться и растерянно опускаю взгляд.
— С тобой было по другому.