Читаем Нелокальность. Феномен, меняющий представление о пространстве и времени, и его значение для чёрных дыр, Большого взрыва и теорий всего полностью

Сторонники такого представления утверждают, что расщепление личности — естественный способ интерпретации квантовой механики. Это не имеет никакого отношения к нашему мозгу как таковому, но является результатом устройства Вселенной. Самое знаменитое объяснение, известное как теория множественных миров, предполагает, что эти другие возможные личности представляют собой почти точные копии вас, существующие в параллельных вселенных. В нашей вселенной вы можете видеть, что монета выпадает орлом. В другой вселенной «вы» — т.е. существо, которое не является тем же самым набором атомов, что и вы, но выглядит в точности как вы и полностью убеждено, что оно является вами, — видите, что монета приземляется решкой. Все, что может произойти, действительно происходит в каком-нибудь из множества миров, хотя у нас есть прямой доступ только к тому миру, в котором мы живем. Мы думаем, что у каждого события есть единственный результат, поскольку не можем видеть другие миры, где наблюдаются альтернативные исходы.

Множественные миры — не единственный способ объяснения расщепления личности. Другие физики предлагают интерпретации, которые приводят к тому же самому, но без порождения множества космологических сущностей. Суть в том, что у нас есть доступ только к какой-то части реальности. Разные наблюдатели могут делать, казалось бы, несовместимые выводы о действительности, и это нормально, потому что их заключения относятся только к той части действительности, которую они видят. Нет никакой потребности в нелокальных воздействиях, чтобы добиться непротиворечивости. Но, какой бы безупречной ни была логика, вывод все еще звучит фантастически. Сомнение в собственном самосознании (не говоря уже о природе Вселенной) кажется многим слишком высокой ценой за объяснение какого-то непонятного физического эксперимента. Но чтобы избежать призрачного дальнодействия, физики готовы пойти даже на это.

<p>Вариант 4: не будьте реалистами</p>

Сюрреалистичность вышеупомянутых возможностей объясняет привлекательность четвертого и заключительного варианта: это все просто большая ошибка, доказательства Эйнштейна и Белла были неверно истолкованы, и, при более тщательном рассмотрении, они не подразумевают нелокальности или любого другого сходного по значимости явления. Этот довод был в центре внимания на той встрече в Дрездене, на которой я присутствовал. Там проходила ежегодная конференция Немецкого физического общества, самого большого в мире профессионального объединения физиков, и это был настоящий фестиваль физики. Среди многочисленных палаток, установленных в университетском городке, можно было прогуливаться с пивной кружкой, покупая усилители мощности и криогенные чаны. В лекционных залах физики делали доклады с такими заголовками, как «Дорогая, я уменьшил лазер». Была даже «Потасовка с Эйнштейном», когда высказаться о теории относительности со сцены могли все желающие. Гвоздем программы, однако, стал день, посвященный природе квантовой реальности. Аудитория на тысячу мест была заполнена до предела, люди сидели в проходах, стояли в дверях в нарушение местных норм пожарной безопасности и вытягивали шеи, чтобы увидеть докладчиков.

Четвертый вариант защищал Антон Цайлингер, венский физик-экспериментатор, который сделал больше, чем кто-либо другой, для превращения квантовой запутанности из теоретического курьеза в практическую реальность. Он сказал мне, что в австрийской деревне в предгорьях Альп, где он вырос, у него была репутация любопытствующего человека: было удивительно, насколько он был любопытным. «По сей день жители той деревни говорят, что считали меня немного сумасшедшим, — говорит он. — Я сидел на подоконнике у себя на кухне и часами смотрел на улицу». Цайлингер и Модлин — во многом родственные души: оба бунтовали против всеобщего игнорирования каверзных вопросов Эйнштейна. «Когда я начал заниматься физикой в 1960-х гг., отношение к этому было таким: давайте не будем беспокоиться о фундаментальных вопросах», — вспоминает Цайлингер. Он изучал квантовую механику самостоятельно, а не на занятиях, и у него никогда не было впечатления, что прошлые поколения уже нашли ответы на глубинные вопросы. «Я понял, эти ребята не знали, что все это значит, — говорит он. — Чего-то не хватало». Параллельно с физикой Цайлингер изучил многие философские труды: Канта, Маха, Поппера, Витгенштейна.

В чем Цайлингер расходится с Модлином, так это в том, что он никогда не считал копенгагенскую интерпретацию чем-то, против чего нужно восставать. Наоборот, она ему скорее по душе. Будучи экспериментатором, Цайлингер, естественно, согласен с Бором и Гейзенбергом в высокой оценке значимости акта измерения и, в частности, с копенгагенским тезисом о том, что измерения активно помогают создавать действительность. Он возражает против реалистического представления Эйнштейна о том, что измерения — это пассивные операции, с помощью которых регистрируется то, что уже существует.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Языкознание / Образование и наука / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
История леса
История леса

Лес часто воспринимают как символ природы, антипод цивилизации: где начинается лес, там заканчивается культура. Однако эта книга представляет читателю совсем иную картину. В любой стране мира, где растет лес, он играет в жизни людей огромную роль, однако отношение к нему может быть различным. В Германии связи между человеком и лесом традиционно очень сильны. Это отражается не только в облике лесов – ухоженных, послушных, пронизанных частой сетью дорожек и указателей. Не менее ярко явлена и обратная сторона – лесом пропитана вся немецкая культура. От знаменитой битвы в Тевтобургском лесу, через сказки и народные песни лес приходит в поэзию, музыку и театр, наполняя немецкий романтизм и вдохновляя экологические движения XX века. Поэтому, чтобы рассказать историю леса, немецкому автору нужно осмелиться объять необъятное и соединить несоединимое – экономику и поэзию, ботанику и политику, археологию и охрану природы.Именно таким путем и идет автор «Истории леса», палеоботаник, профессор Ганноверского университета Хансйорг Кюстер. Его книга рассказывает читателю историю не только леса, но и людей – их отношения к природе, их хозяйства и культуры.

Хансйорг Кюстер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература