Немая девочка

Он положил трубку и завел мотор.

Торкель и Эрик прибыли одновременно со слесарем – специалистом по замкам.

Дом 27 по улице Арнебювэген в городке Сунне оказался унылым серым трехэтажным зданием. Согласно регистрационным данным, Тумас Нурдгрен проживал на втором этаже. Лифта в доме не было, поэтому они поднялись по лестнице. Торкель быстро нашел среди четырех одинаковых деревянных дверей на лестничной площадке дверь с нужным именем. Несколько раз позвонил, но терпения ждать хватило не больше, чем на тридцать секунд. Он не рассчитывал, что кто-нибудь откроет.

– Вскрывайте дверь. Но, пожалуйста, не входите, – обратился он к слесарю, отойдя от двери.

Слесарь – спортивного вида мужчина среднего роста, в очках, одетый в рабочие брюки и тенниску с логотипом фирмы, изготовляющей замки, – кивнул, поставил ящик с инструментами и открыл его. Торкель присел на лестницу и начал надевать бахилы.

– Я войду первым и оценю, стоит ли нам вызывать Фабиана.

Эрик кивнул и отступил на шаг назад. Он пытался унять возбуждение. След мог оказаться тупиковым. Но в то же время, Нурдгрена неделю никто не видел и он связан со всеми замешанными. Они могут раскрыть дело здесь и сейчас. На несколько дней раньше, чем Ханс Уландер намеревался его отстранить.

Слесарь принялся обрабатывать замок. Торкель, уже в бахилах, как раз собирался надеть перчатки, когда у него зазвонил телефон. Сперва он решил его игнорировать, но все-таки посмотрел на дисплей: один из последних людей, с кем ему хотелось разговаривать. Возможно, самый последний человек. Прокурор Малин Окерблад.

Торкель устало посмотрел на Эрика.

– Ты говорил Малин, что мы здесь?

Эрик явно удивился.

– Нет.

Отлично.

Он взял трубку и ответил – она все-таки руководитель предварительного следствия.

– Торкель Хеглунд.

– Здравствуйте, это я, Малин Окерблад.

– Да, знаю. Это важно? Я сейчас несколько занят. – Он не собирался рассказывать, где находится, если только это не станет абсолютно необходимо.

– Да. Важно. – Ее голос звучал чуть резче обычного. Наверняка уже на что-то сердита. – Я больше не могу быть руководителем предварительного следствия.

Торкель от удивления открыл рот. Этого он не ожидал. Известие должно было бы его обрадовать, но он почувствовал в основном усталость. Замена прибавит работы. Разве можно оставлять дело только из-за их разногласий? Пожалуй, лучше слегка унизиться и попросить прощения, чтобы избежать дополнительной работы по вводу нового руководителя в курс дела. Это того стоит.

– Что случилось?

– Я тут подумала и пришла к выводу, что могу оказаться в ситуации, когда мне заявят отвод.

– О чем вы говорите?

– Мой брат владеет землей, в которой заинтересована добывающая компания, и, принимая во внимание новую версию…

– Подождите-подождите, что вы, черт возьми, говорите? – перебил ее Торкель. – Ваш брат владеет там землей? Как его зовут?

– Тумас Нурдгрен. Не то чтобы мы близко общались, но я…

Мир перед Торкелем перевернулся, и он снова перебил ее. Резко.

– Тумас Нурдгрен ваш брат?

– Да, – донеслось от Малин с некоторой стыдливостью. Торкель посмотрел на изумленного Эрика. Почувствовал, что должен улыбнуться. Ситуация была столь абсурдна, что располагала только к улыбке.

– Малин, знаете, где мы сейчас находимся? – проговорил он. Медленно и холодно. И продолжил, не дожидаясь ответа: – Мы стоим перед дверью квартиры вашего брата в Сунне и собираемся производить обыск.

Ему показалось, что он услышал, как она почти потеряла равновесие.

– Что это означает? – слабо донеслось от нее.

– Это означает, что для вас речь идет уже не только об отводе. Вы только что стали одной из подозреваемых. Я хочу как можно скорее видеть вас в отделении полиции Турсбю.

Он положил трубку. То, что Малин так быстро перешла в разряд подозреваемых, возможно, было не совсем правдой, но ему действительно хотелось поговорить с ней, а небольшое преувеличение придаст ей желания приехать и объясниться. А объяснять ей придется довольно многое. Но не все сразу.

– Вскрывайте наконец эту проклятую дверь, – обратился он к слесарю.

Билли и Йеннифер вышли из темно-красного напоминавшего амбар здания – аэропорта Кируны – и сразу увидели снежный покров как минимум полметра толщиной. До мая оставалось немногим больше недели, и Билли откровенно не понимал, как жители Кируны такое выносят.

Он ненавидел снег.

Снег в представлении Билли означал только невозможность ездить на велосипеде и ходить на пробежки, гололед и мерзость, трудности с парковкой, холод, сырость и то, что, выходя за дверь, ты каждый раз впитываешь пол-литра воды. В одну из недавних зим снег лежал в Стокгольме с середины ноября до конца апреля, и Билли всерьез думал, что сойдет с ума. Большинство людей, говоря о зиме в расположенных так далеко на север местах, как Кируна, опасались месяцев, когда вообще не будет рассветать. Билли в любое время предпочел бы темноту снегу.

Белая мерзость, лежащая более полугода.

Год за годом. Каждый год.

Он покончил бы с собой.