Ещё раз посмотрела в ту сторону, куда ускакали кони, развернулась и побрела назад в стойбище. День сегодня предстоял трудный, а я не спала ни минутки. Ничего, сейчас приду, вскипячу воду, заварю себе чай из трав свежесобранных, взбодрюсь, соберу совещание, уточню, что у нас к сенокосу готово и что ещё сделать надо. Ещё по дворникам и золотарям вопросы решать предстоит.
Я старательно думала о чём угодно, только не о возвращённой памяти. Слишком уж неприятно было знакомиться с собой прошлой.
Вересова Алевтина Дмитриевна, сорока семи лет от роду, русская, не замужем, детей нет, родителей уже нет, близких родственников нет. Даже подруги близкой нет. Нет ничего, кроме работы. Имущество есть, счёт в банке — но ведь это не самое главное для человека.
Работа заменила всё. «Ваш идеальный ремонт» назывался мой бизнес. От дизайна до уборки после окончания работы. Слово «идеальный» основополагающее. Всё должно быть сделано так, чтобы даже мысли о плохом отзыве не мелькнуло. Не говоря уже о рекламациях и жалобах.
Насколько заботилась о клиентах, настолько же была придирчиво требовательна к сотрудникам. Какой больничный, когда заказчики ждут эскизы? Что значит, электричество у клиента в доме отключили и поэтому вы не могли закончить в назначенное время? Пусть так никто не делает, но госпожа N желает именно такое сочетание материалов, значит, так и сделаем. И вообще, рекомендую всем заткнуть своё мнение в… подальше.
Наверное, поэтому звали меня за глаза Вад. Это была не просто аббревиатура, а направление. «На совещание в ад идёшь?» — «Куда ж я денусь». Жёсткой системы штрафов и лишений премии мне отчего-то было недостаточно. Ещё я орала. По поводу и без. Сказать гадость и унизить сотрудника было не то чтобы в радость, но совесть не пробуждало.
В тот день помощник сисадмина, мальчишка двадцати лет, опоздал на работу на час. И надо было бедняге столкнуться со мной на входе, когда я клиента до порога провожала. Светлые боги, что я орала. Даже вспомнить стыдно те слова, что вывалила на голову несчастного. Слушать оправдания не пожелала.
А причина у парня была серьёзная. Бабушка, с которой он жил, простудилась сильно. Под утро температура поднялась, он вызвал скорую. Пока дождался бригаду и выслушал рекомендации врача, пока сбегал в аптеку за лекарствами и попросил соседку присмотреть за старушкой, пока по утренним пробкам добрался до офиса, час опоздания и набежал.
— Хочешь ухаживать за больными бабками — сиди дома, — выдала я в конце разноса. — Пиши заявление на увольнение!
— Ну ты и сука! — едва слышно выдохнул парень, зло схватил со стола чистый лист, ручку и чуть ли не единым росчерком написал «Увольняй!», число, подпись — и лист летит мне в лицо.
— Сопляк! — ору вслед хлопнувшему дверью уже бывшему сисадмину. А потом всем, кто в этот момент был в офисе: — Что рты разинули? Марш работать, а то тоже вон вылетите.
Это было утром, а после обеда у меня на столе лежала стопка заявлений на увольнение. Написали все, даже уборщица тётя Паша, которая всегда меня жалела и защищала перед сотрудниками.
С ужасом смотрела я на бумагу, в гневе раскиданную по столу, понимая, что это конец моего бизнеса. Из-за какого-то мальчишки и его никчёмной бабки! Мой зам Костик не даст людям разбежаться, соберёт всех под свою руку, только в другом месте, и клиентов сманит, сволочь. А я уже не смогу восстановить ни коллектив, ни репутацию.
В голове нарастала боль, перед глазами полетели чёрные мошки, правая рука повисла плетью, а рот, кроме невнятного хрипа, ничего не выговаривал. Тело обмякло и соскользнуло из кресла на пол. Некому было вызвать скорую, сбегать в аптеку и хоть как-то помочь. Я умерла на своей любимой работе в полном одиночестве.
Эх, Леля! И за что ты мне память вернула? Да, я сама попросила, в качестве компенсации за то, что пять лет назад ты выбросила беспамятное тело девочки-степнячки в реку вместе с порубленными Кощеем охранниками. Но как мне теперь с такими воспоминаниями жить?
Брела, едва переставляя ноги, ориентируясь на светлеющую полоску горизонта, на запах, присущий жилью, на редкий лай собак и думала о том, как я смогу утром взглянуть в глаза Ерофею, Дуняше, Помиле. Они-то думают, что я добрая и отзывчивая, а на деле…
Придавленная тяжестью вины за прошлое, не заметила, как дошла до своей юрты, сбросила промокшую от росы обувь и одежду, бессильно легла на постель и свернулась калачиком.
— Даша, ты где была? — сонно пробормотала Дуняша.
— Спи, лапушка. Всё поутру расскажу, — пробормотала я, проваливаясь сознанием во тьму.
Тьма. И не понятно, жива я или вновь умерла. В который раз? Сколько уже отметок Великой Госпожи на этом юном теле?
— Две, — последовал ответ на неозвученный вопрос.
Голос был знакомый.
— Тёмная Мать! — склоняюсь в низком поклоне. — Забрать пришла?
Мрак постепенно светлел, концентрируясь в непроницаемо-чёрную фигуру
— Нет, не время ещё. Понять хочу, как случилось, что душа, ушедшая из другого мира, из другого времени, попала в это тело.