Немая. Книга 2

А ещё было незабываемое событие, которое сельчане называли «по́мочь». Лепили саман. Участвовали чуть ли не всем селом. Женщины постарше готовили на всех еду, мужики мельчили и просеивали сухую глину, резали солому, и сбрасывали всё это в широкую, но глубиной не более полуметра яму. Потом смесь заливалась водой и начиналась самое интересное. Молодые женщины, девчата и парубки, детвора от мала до велика, прыгали в эту грязюку и топтались по ней, превращая в вязкую, пластичную субстанцию. В какой-то момент кто опытный, руководящий процессом, давал топтунам команду на отдых, чтобы смогли отдышаться на брёвнышках в тени и не мешали выкидывать из ямы приготовленную для формирования массу. Глину утрамбовывали в примитивные формы, сколоченные из досок, затем, дав слегка подсохнуть выкладывали до полной просушки на отведённое для этого место. И всё начиналось заново: сухая глина, резанная солома, вода и босые ноги, топающие в этой незамысловатой смеси.

В памяти Алевтины отложилась невероятная усталость, до зелёных мух в глазах, но и нежелание уйти отдыхать, оторвавшись от компании весёлых, громких людей. Обед, которым кормили всех участников «по́мочи», мало отличался от того, чем потчевала бабуля, но он был невероятно вкусным. Да и есть рядом с такими же проголодавшимися куда веселее, чем одной. Вычерпав до дна полную миску борща, готова была попросить добавки, но подоспел компот с вишнёвым пирожком…

На нашем строительстве поначалу трудились только рабы, но вскоре к ним присоединились и жители ближайших юрт. Пришли полюбопытничать, чего такого мы делаем, а когда услышали подробный рассказ о том, что можно сделать из высушенных на солнце глиняных, смешанных с резанным камышом и старой соломой, блоков, заинтересовались. Чтобы опыта набраться стали помогать бригаде рабов, которой руководил дядька Ратко.

— Этак мы у тебя, Хранительница, научимся, а потом и себе сараи и загоны для скота построим, — шутливо пригрозил один из степняков.

— Только рада буду, если вам это на пользу пойдёт.

На освободившемся месте Помила распорядилась грядки вскопать и решила посадить немного картошки.

— Давай, мы очистки посадим, — предложила я тётушке, жалея и без того не великие запасы.

— Да что ты такое говоришь, Дерьюшка? Что из них вырастит? Только время потеряем, — хотела было отмахнуться женщина, но я настояла.

Каково было её изумление, когда через полторы декады из земли выглянули тёмно-зелёные, немного сморщенные ростки.

— Вот недаром говорят: «Век живи — век учись», — любуясь всходами дивилась Помила. — Помнится, мы в селе целиком клубень в лунку кидали. А оно вишь как можно было.

— Так в посадке глазки главное. А они на кожуре остаются, когда картошку чистишь. — приобняла я матушку Кудрета.

Нравилась мне эта добрая, хозяйственная женщина. Как-то незаметно смогла она стать для нас с Дунечкой родной. Мы с подругой не помнили своих матерей, а у Помилы не было дочерей. Вот и восполняли мы друг другу недостачи эмоционального тепла.

Мастер, валявший шерсть, работал на улице под навесом. Помогала ему вся семья. Руно теребили, распутывая колтуны, выбирая мусор и грязь застрявшие в шерсти, начёсывали в плотные пласты, которые и добавлялись для уплотнения изделий.

Заметив, что мы с Памилой присматриваемся к работе, мужчина остановил процесс создания очередного валенка. По одному его слову женщины и девочки бросились кто к плите, кто в юрту, а сам он вытерев руки о тряпицу пошёл к нам навстречу.

— Только в ноги не падай, — заранее замахала я на хозяина юрты руками. — Лучше скажи, как зовут тебя, добрый человек.

— Докужтуг*, милостивая госпожа, — низко поклонился степняк. А распрямив спину, заметил моё удивление необычному имени, пояснил — Отец мой мечтал, чтобы стал я богатым человеком, владельцем табунов прекрасных скакунов. Он думал, что имя приманит ко мне удачу.

*Докужтуг — девять лошадиных хвостов.

— Давай, попробуем приманить её вместе, — предложила я. — Вот что мне надо…

Коротко рассказав зачем, подала рисунок, на котором было изображено, что хочу заказать — нечто похожее на кломпы — деревянные башмаки голландской бедноты, только на плоской подошве и из плотного, толстого войлока. На пробу.

Мастер похмыкал подумал и предложил:

— Можно два варианта сделать. Помимо таких, как ты, Хранительница, хочешь, можно ещё и чуни короткие валять. Вот до сюда — и Докужтуг резанул ребром ладони по собственной щиколотке. — С широким мягким голенищем и жёсткой пяткой, чтобы надевать удобно было.

Я согласилась. Оговорив с мастером цвет изделий, срок заказа и цену, мы с Помилой позволили уговорить себя отведать угощений. Нельзя отказаться если в дом пришёл. Хоть в гости, хоть по делу, но уважь хозяина, раздели с ним лепёшку, испей чаю, благослови жилище.

Домой мы пришли под вечер.

«За что боролись…», — подумала я, массируя затёкшую спину и отодвигаясь от рабочего стола. Но жалобой это не было. Мне нравилось то, что у нас получалось.