Немая (СИ)

Отставила чашку с ягодным отваром и задумалась. Прав Душан, ой, как прав! О чужих пекусь, а человека, что приютил-приветил, забросила совсем. Да, в доме тепло, чисто, сытно, но уюта прежнего не стало. «Бизнес-леди, леший в лес унеси! Модным столичным дизайнером стала, курица. Вознеслась до вершин заоблачных – с дедом словом не перемолвишься», – ругала я себя по пути в мастерскую, не слушая, о чём щебечет Дуняша.  

– Даша, ты меня совсем не слушаешь! – подёргала за руку девочка. – Я говорю, что через две декады в городе гулянье будет. Пойдём?

– Посмотрим, – пожала я плечами. – А вот то, что дня через три к нам набегут боярышни со срочными заказами, это к жрецу светлых ходить не надо.

– Набегут, – грустно согласилась помощница. – Опять будешь дневать и ночевать в мастерской.

– Не буду! – решительно пообещала я. – Буду с дедом из дома выходить и с ним же домой возвращаться.

Путь чародея в Академию и обратно проходил мимо здания ателье. Поначалу, когда мы сюда переехали, Осей по дороге со службы заходил за мной, но я каждый раз говорила, что ещё немного поработаю. Со временем старик стал проходить мимо, даже в витрину не заглядывал. «А сегодня  буду его караулить», – дала себе обещание я и, перешагнув порог мастерской, с головой погрузилась в рабочий процесс.

Ружена, помимо обязанностей продавца, выполняла ещё и работу администратора. Записывала визиты клиенток на определённый нами час. Раньше бывало такое, что боярышня, гуляя мимо, вдруг надумывала заказать себе наряд. Решила – сделала, зашла в ателье, а мастерицы заняты с другой клиенткой. Ждать? Да я такая-то растакая, мой род родовитее рода этой выскочки, вокруг которой вы сейчас вертитесь.  Быстро все сюда, я сказала! Очень в таких случаях помогал ярлык царицы Анны. Доставала я его из ларца заветного, цепляла на платье форменное и шла успокаивать Капризу Капризную. Часто даже слова не нужны были: один вид медальона приводил скандалисток в трепет, и они соглашались с моими условиями. Теперь без предварительной записи могли приехать только за покупками.

К вечеру, чтобы не пропустить Осея, спустилась в салон, взяла книгу записей и присела за стол поближе к окну. Хотелось посмотреть, сколько клиенток у нас завтра будет. Сегодня всего-то четверо пожаловали, на завтра и вовсе одна клетка с трёх до четырёх часов пополудни была занята боярыней Судомировой с дочерями. Затишье перед бурей.

Дуняшу Боянка уже домой забрала, значит, придётся писать. «Ружена, передай Екатерине, чтобы она к утру список тех заказчиц составила, что собирались на Весеннее гуляние наряды шить. Завтра им записки отправим, что время для них зарезервировали. Думаю, это их поторопит», – выписываю на досочке. Отдаю записку и вижу сквозь витринное стекло на противоположной стороне улицы сутулую фигуру в чёрной чародейской мантии. Осей идёт домой. На ходу, не глядя в зеркало, набрасываю душегрею и шапочку на голове пристраиваю. На прощание машу рукой продавщице и выскакиваю на улицу.

Ранний весенний вечер. Солнышко уже скрылось за крышами, воздух от закатных лучей кажется прозрачно-розовым, сладким. Хочется губы облизать, чтобы ощутить его леденцовый вкус. Прохожих на улице почти нет, и площадь опустела. Горожане по домам разошлись, и, разгоняя сумрак, то тут, то там разными оттенками загораются окна: теплый жёлтый, где свечами жилище освещают, жемчужный белый, где магические светильники есть, едва заметный синий – где лампаду воскурили для вечерней молитвы. Машинально примечая признаки наступившего вечера и придерживая юбку, чтобы не путала ноги, бегу через дорогу следом за стариком.

Действительно ведь стариком стал Осей, думаю на бегу. Как-то быстро сдал дед, а я и не заметила. Чародей, заслышав торопливые шаги за спиной, останавливается. И настороженно поворачивается лицом ко мне. Замечаю, как заготовленный файерболл мгновенно исчезает с ладони, как только дед узнаёт меня.

– Даша, что случилось? – заглядывает мне в глаза опекун, тревожно ожидая ответа.

– Ничего! – мысленно отвечаю я, беря его под локоть. – Соскучилась, поговорить хотела.

– О чём? – старик всё ещё встревожен.

– Прости меня, дедушка!

Осей удивлённо останавливается:

– За что, стрекозка?

– За бездушие моё. Совсем я тебя бросила на попечение домового. Бегаю, суечусь, делами мастерской занимаюсь, а спросить, как у тебя здоровье, не надо ли чего, времени не выберу. Мне правда очень-очень стыдно. Вела я себя так не со зла, а по легкомыслию.

Как жаль, что не могу это вслух сказать, с интонациями. Не знаю, как мои мысли звучат в головах у тех, кто может меня «слышать», очень надеюсь, что не механическим лязгом.