Писатель прожил еще много лет и написал много разных произведений. В свои работы он вкладывал все свои эмоции, старания… и свою жизнь. Всю свою жизнь он посвятил творчеству и умер с чисто совестью, что за свою жизнь он осчастливил многих.
Однако после его смерти настала пора отчаяния. Никто не мог писать столь же смелые и искренние произведения, поэтому многие читатели расстроились, что на свет больше не появится столь потрясающих книг о снах. Но писатель знал, что его жизнь не вечна и что рано или поздно ему придется покинуть этот свет. Поэтому еще при своей жизни он открыл школу, в которой учил детей творить искренно, с душой. Многие ученики не понимали его, но и нашлись столь же талантливые дети, как и сам писатель. Их юная невинная душа была столь легкой и мечтательной, что им не хватало только знаний и умений письма. Их фантазия была безграничной, они могли придумать историю на любую тему. Едино в них было лишь одно: в их историях добро всегда побеждало зло.
После года обучения писатель научил детей искусству письма и грамотного изложения фантазий. Дети выросли и сами начали творить. Однако, после смерти писателя, многие издательства отказывали им в публикации, потому что темы их произведений были уникальны, и они не походили на темы очерков их учителя. Тогда дети пошли по стопам писателя. Они поставили цель и упорно шли к ней, и в итоге их мечта сбылась. В литературе появилось еще больше направлений, еще больше оттенков и красок. Палитра все увеличивалась, читателей становилось все больше — ученики превзошли учителя!
Потом бывшие ученики, по примеру учителя, создали свои школы, где воспитали новое поколение писателей, которое в будущем снова превзойдет своих учителей.
Мир не стоит на месте, и литература тоже, она развивается, и вместе с ней растут новые писатели своих живых снов.
УТОПиЯ
Глава 1.
Было раннее утро. Раннее дождливое утро. Раннее дождливое осеннее утро. В общем, отвратительное было утро. Матвей лежал в кровати, притворяясь, что спит, параллельно наблюдая за текущими вниз по мутному стеклу каплями, похожими на слёзы…
***
— Матюююшааа, пора вставать и завтракать, а то в школу опоздаешь! — доносится голос мамы с кухни, сплетённый с бодрящим запахом свежесваренного кофе.
— Уже иду… — нудит в подушку Матвей, широко зевая, и вдруг проваливается в сон…
Глава 2
Дождь наконец-то закончился. Солнце озарило комнату, и золотистые лучики коснулись сначала веснушчатого носика Матвея, а потом зарылись в копне его рыжих и слегка кудрявых волос. Лес из густых ресниц приводнялся, и из-под томных, мешкоподобных век выглянули небесно-голубые, сияющие и, можно даже сказать, ангельские глазки, слегка отдающие морской синевой.
— Ммм… уффф… так, сколько там времени… Что!? Уже час!? Это ж сколько я проспал…
Мотя вскочил с кровати кое-как напялил джинсы, носки и рубашку в КЛЕТКУ. Тут надо уточнить, что главный герой питает лютую ненависть к полоске, так как полосатые кофты у него ассоциируется с одеждой заключенных… Не то чтобы он их ненавидел, просто, являясь лютым борцом за справедливость, не понимал, с какого перепугу нужно носить эту форму, если ничего плохого он не натворил. Прошу прощения, я увлеклась… Итак, продолжим. Перехватил он в спешке вчерашний недоеденный бутерброд и вылетел пулей из квартиры, а следом из подъезда.
По дороге в школу чуть не сбил троих прохожих, вляпался в грязь, но чудом не испачкался и наконец прибыл в пункт назначения.
— Опять опаздываешь, Анисимов? — спрашивает с укоризной Марья Петровна, учительница русского языка и литературы.
— Не опять, а снова! — вторит ей Матвей, мысленно проклиная её за постоянное использование собственных слов-паразитов, — нет, ну существует три тысяча и один синоним к слову "опять", а она игнорит… Ладно бы была учителем по физике, да та всё равно старается писать и говорить правильно, так нет…
— Каждый день одно и тоже… — вздыхает Марья Петровна.
— Каждый раз один в один! — гундит Мотя.
Глава 3
Матвей мерным шагом прошёлся мимо рядов и сел за последнюю парту.
— К доске пойдёт… Урбанов! — крикнула Марья Петровна на весь класс, потому что в кабинете стоял такой шум, что невозможно было разговаривать обычным голосом: не то что других, себя не было слышно.
Тут возня прекратилась, и из-за последней парты поднялся высокий второгодник в спортивном костюме и, насупившись, угрюмо направился к доске.
— Записывай: свежее молоко, — спокойным голосом говорила Марья Петровна, наслаждаясь вновь приобретённой тишиной.
Урбанов вздохнул и вывел на доске "свежое малако".
— Какой кошмар… — прошептал Мотя, слегка усмехнувшись, — с такими успехами он вновь на второй год останется.
— Матвей! Прекрати шептаться! Ты нарушаешь дисциплину! — строго отметила Марья Петровна и поправила очки, — так, да, здесь, конечно, ошибка, и не одна, но мы потом исправим, сейчас продолжай: "группа людей".
Урбанов обернулся, со злостью сверкнул глазами в сторону Матвея и продолжил писать: "група лудей"…
Тут Матвей не выдержал и рассмеялся во весь голос.