Неман! Неман! Я — Дунай!

Да! Прошло девяносто дней войны. Тяжелые условия отхода и ожесточенные бои первых месяцев не поколебали духа наших бойцов и командиров, не сломили их воли к победе. И в этом величайшая заслуга прежде всего политорганов и партийных организаций соединений и частей. Впереди всегда и везде были коммунисты и комсомольцы, показывавшие образцы героизма и самоотверженности. Об их огромном авторитете свидетельствуют и цифры роста партийных и комсомольских организаций частей и подразделений. Например, только в 33-м армейском полку связи, где военкомом был батальонный комиссар Н. И. Мартынов, а секретарем партбюро полка — старший политрук Ф. Р. Сидоров, со 2 июля по 28 октября в партию были приняты 76 лучших бойцов и командиров. За этот же период в члены ВЛКСМ вступили 54 человека. В результате хорошо поставленной работы по воспитанию личного состава партийно-комсомольская прослойка достигла здесь 75 процентов.

4

Войска противника, измотанные в изнурительных осенних боях, поспешно укреплялись в населенных пунктах, возводя насыщенные огневыми средствами оборонительные рубежи. Наши части тоже понесли ощутимый урон и перешли к обороне. А тут как раз наступила пора затяжных осенних дождей. Раскисли грунтовые дороги, лесные тропы затерялись в жирной трясине вспухших болот, леса затянуло туманом — все набухло знобкой осенней влагой.

В результате бездорожья отдельные подразделения, а порой и целые части оказывались отрезанными от пунктов армейского снабжения. На счету были каждый снаряд, каждый патрон. Раненые и тяжело больные томительно ждали эвакуации в тыловые госпитали. Изголодавшиеся бойцы, изверившись в способностях своих начпродов, больше надеялись на счастливый лесной промысел или неожиданную стычку с немцами, в которой случалось захватить походную кухню или какие-нибудь съестные припасы.

Настроение портилось с каждым днем, и больше всего, конечно, угнетали вести с фронтов. Сводки Информбюро стали предельно лаконичны, но даже по названиям направлений, на которых велись бои, можно было понять — враг рвется к Москве.

С середины октября «Правда» ежедневно печатала тревожные лозунги-призывы. Бои под Москвой не прекращались ни днем, ни ночью. Сражение шло на подступах к столице, а мы, обескровленные сентябрьскими боями, лишенные подкреплений и надежды на существенную помощь, намертво вгрызлись в склоны Валдайской возвышенности, притаились в гиблых топях осенних болот. Внезапно вспыхивавшие и быстро кончавшиеся артиллерийские дуэли редко находили свое продолжение в разрозненных стычках передовых подразделений. Ни советское командование, ни противник не решались привести фронт в движение. Не было сил.

* * *

Осень сорок первого года оказалась скоротечной. Где-то с середины октября подули северные колючие ветры. Они сметали с земли мерзлую шуршащую листву, гоняли по стылым пашням легкий сухой бурьян, врывались в поредевшие леса, с ожесточением раскачивали стонущие деревья. Все оголилось вокруг, и только крепкая дубица держала кое-где желтые листья, невесело позванивавшие в зыбкой осенней тишине. Ночные заморозки лишь к полудню отпускали землю, и тогда на час-другой чернела поседевшая за ночь пашня. Непрочным стало тепло солдатских землянок, закурились над ними голубые едкие дымки.

Немецкие самолеты не появлялись даже в погожие дни: все было брошено туда, под Москву, на главное направление.

Над позициями повисла длительная тишина. Ни песни, ни традиционного армейского баяна. Одни только голоса войны вспарывали иногда эту зловещую тишину. То застучит где-то на переднем крае пулемет, то рассыплются ружейные выстрелы, то ударит дробь автоматов. Или еще прошипит в ночи стремительная ракета, озарит все своим мгновенным светом. И снова темно и тихо…

В первых числах ноября низкие облака затянули холодное солнце, запорошил сухой мелкий снежок. Почернели дальние леса, закурились туманом незамерзающие болота, закаркали над белыми пашнями крикливые стаи воронья. А по вечерам крутила легкая метель. Наступила зима.

Теперь стало ясно — затишье кончится не скоро. Появилось ощущение, что мы выстояли, выдержали натиск врага. Начинался другой период войны — зимний. И хотя фашистские орды еще продолжали исступленно рваться к Москве, время работало явно на нас.

Мы начали готовиться к работе в зимних условиях.

Завизжали пилы, забухали топоры, застучали молотки… Терпкий запах свежих опилок смешался с едким дымом костров, от которых дышало теплом. Возле одного из них, уперев руки в бока и сдвинув на затылок шапку, стоял коренастый светловолосый сержант, тут же находился начальник связи 26-й стрелковой дивизии капитан Николай Васильевич Алешин. Он критически рассматривал новенькую лыжную установку. Красноармейцы, отодвинувшись чуть в сторону, выжидательно потягивали самокрутки.

Н. В. Алешин (фото 1942 г.)