Немеркнущий

Это казалось слишком абсурдно, чтобы поверить.

– Думаешь, твой отец сам организовал покушение?

– Я бы так и сделал. Полагаю, он выжил?

Хватка Лиама на моих плечах так усилилась, что в какой-то момент мне даже стало больно. Я снова вздрогнула, только на этот раз от гнева, который вспыхнул во мне. Вайда с Толстяком посмотрели на меня, словно ожидали, что мне есть чем ему возразить. Не знаю, что ужаснуло меня больше: что он оказался прав или что я видела перед собой прежнего Клэнси, который знал, что всегда добьется своего.

– Ребята, вы же поверили мне, что мы начнем все сначала? – Коул обращался и к детям, которые все еще сидели под мостом, и к застывшим на месте агентам, которых, казалось, раздирали сомнения. – Что ж, вот решение. Мы идем своей дорогой. Но без него.

– Подумай о сведениях, которые мы сможем с него получить! – крикнула какая-то женщина-агент, вскидывая руки в воздух. – Мы можем накачать его успокоительным…

– Рискни, – фыркнул Клэнси. – Посмотрим, чем это для тебя закончится.

– Да, ты прав, – закатил глаза Коул. – Вероятно, нам стоит тебя просто убить.

– Так давай. – Клэнси улыбнулся окровавленным ртом. Его зубы тоже были в крови. – Покончи с этим. Я сделал то, зачем приехал сюда. И вы все…

Он повернулся к сбившимся в кучку детям, которые подошли к нему поближе, и глаза Клэнси остановились на Нико. Мальчик задрожал под его пристальным взглядом.

– Только благодаря мне вы еще можете сопротивляться. Я спас нас. Я спас нас.

– О чем ты, черт тебя дери, говоришь? – Коул потерял терпение. Он оглянулся на меня, но я не отводила глаз от Клэнси Грея. Но теперь, посреди горя, которое до сих пор затуманивало мой разум, вдруг вспыхнула слабая искорка понимания.

Этим утром был разрушен целый город вместе со множеством жизней. В эту ночь столько людей никогда не вернутся домой к своим близким, хотя их матери, отцы, дочери, сыновья, жены, мужья проведут долгие часы, ожидая и надеясь. Дым просочится в бетон, покрывающий каждый дюйм этого места, навечно запечатлев раны на теле изувеченного города. Ни через десять лет, ни через двадцать мы все еще не сможем заговорить о том, что случилось тем утром, которое не стереть из памяти даже тысяче других ослепительно-ярких. Однако, когда Клэнси снова заговорил, его слова изменили все.

– Лекарство от ОЮИН, – выплюнул он. – Которое получила моя мать, а Албан скрывал от вас, ожидая подходящего случая выгодно загнать моему отцу. – Клэнси вытер сочащуюся из носа кровь, снова мрачно усмехнувшись. – Которое избавило бы нас от способностей и оставило беспомощными. Я сжег его, а отец, дурачок, закопал, сам не понимая, что делает. Теперь все ее записи исчезли, и никто никогда не получит результаты исследований – никто не сможет забрать то, что принадлежит нам.

Лекарство. Слово, как колокольчик, зазвенело в ушах, зазвучало сильней и сильней. Разум не мог этого постичь, не мог облечь это в слова. Я потратила столько лет, приучая себя смириться с тем, что это невозможно, заставляя себя не думать о том, что за пределами электрической ограды лагеря существует другой мир – слово «мир» просто исчезло из моего словаря.

Я поймала себя на том, что поворачиваюсь, чтобы посмотреть на реакцию Джуда, но Джуда здесь не было. Я оставила его позади. Позволила провалиться в темноту. Я словно видела Лиама и Толстяка, которые снова и снова выбираются из туннеля одни, без него. Я начала задыхаться.

Позади меня один из младших детей вдруг расплакался.

– Что? Что он… о чем он говорит? – спрашивал мальчик испуганным непонимающим голосом.

«Ох, – подумала я. – О господи».

Я ошибалась… так ошибалась. Первая леди изучала не то, что вызывало болезнь. Она посвятила свою жизнь тому, чтобы узнать, как ее победить. Я сделала шаг навстречу Клэнси, отделяясь от остальных. Толстяка трясло, словно происходящее давило его своей тяжестью. Я поймала взгляд Лиама, но его лицо было искажено от боли и тоски, и я отвернулась. Я знала, что он представлял. В моем воображении мы стояли на том пляже с кристально-чистым небом над головой, и обе наши семьи собрались рядом с нами.

Лекарство.

Албан был прав, говоря, что Лиллиан Грей никогда не позволяла материнской любви ослепить себя. Она знала, что Клэнси никогда бы не согласился добровольно отказаться от своих способностей и что она никогда его не найдет. Нет. Он должен был прийти к ней, соблазнившись новой победой: пусть его заперли, а их с матерью разлучили так надолго, он наконец-то все равно ее нашел. Клэнси должен был первым получить это лекарство, услышь он о нем хоть намеком, исчез бы навсегда. Не потому ли Албан так долго держал лекарство в секрете, что это было частью сделки: Клэнси первый. Потом он мог бы представить его миру. Мог бы стать национальным героем.

Опустившись на корточки, я изучала лицо Клэнси. Его пристальный взгляд метнулся к моей руке, которая потянулась к карману куртки.