Немец

— Хорст, мы когда ожидаем санитарный поезд?

— А что ты у меня спрашиваешь? Ты ведь сам говорил, послезавтра.

— А… ну, да, конечно, послезавтра.

— Этот бедолага все равно не дотянет. Ноги как бритвой срезало.

— Конечно, посмотри сюда, снаряд угодил прямо в капот, машина пополам развалилась.

Санитары продолжали тихо переговариваться, переходя от раненого к раненому и облегчая им страдания притупляющей боль инъекцией.

Лейтенант закурил, предложил сигарету Ральфу, но тот вежливо отказался.

— Господин лейтенант, господин лейтенант! — водитель фольксвагена звал начальника, отчаянно жестикулируя.

Они пошли на его зов и на некотором расстоянии от места уничтожения колонны, там, где дорога слегка изгибается, увидели то, что осталось от армейского бронетранспортера. Им показалось, возле машины что-то шевельнулось. Когда же они наконец достигли места трагедии, то увидели обожженное и изрешеченное осколками тело умирающего человека. Его била мелкая дрожь.

Подойдя ближе, Мюллер вздрогнул и отпрянул, узнав того, кто ударил его ножом в лесу возле Хизны. Вдруг этот человек открыл глаза, посмотрел на него и отчетливо прохрипел:

— Ich hatte Pech[14]…

Погибших погрузили в санитарную машину. Ральф помогал перетаскивать тела Хартмана, Пауля и несколько фрагментов, которые раньше составляли единое целое — майора, а на самом деле штурмбаннфюрера СС фон Заукера.

Когда мрачная работа была закончена, лейтенант предложил подвезти Ральфа до Жиздры. Ехали молча, беспрепятственно преодолевая все посты, на которых окоченевшие солдаты пытались хоть как-то согреться с помощью неуклюжих движений. Некоторые были перевязаны шерстяными платками, отчего издали походили на вооруженных карабинами русских бабушек.

Санитарный грузовик повернул налево у первого блокпоста, контролирующего въезд в город. Дорога до центра Жиздры, где располагалась комендатура и штабные подразделения 2-й армии, заняла больше часа, поскольку она была расчищена от снега таким образом, что две машины не могли разъехаться.

Фольксваген то и дело останавливался, пропуская грузовики с солдатами, бронетранспортеры и самоходные орудия.

Поблагодарив лейтенанта, Мюллер сделал вид, будто направился к зданию, подле которого дежурил часовой с автоматом в форме войск СС. Но как только фольксваген скрылся из виду, Ральф остановился, присел на занесенную снегом скамейку и задумался.

Сидеть было холодно, но немного передохнуть и привести мысли в порядок не мешало. Его преследователи погибли. Странно, но он не испытывал особой радости от этого. Да и как можно испытывать радость после того, как на твоих глазах два десятка людей разорвало на куски? Ему, безусловно, повезло. Но что значило везенье? Зачем небеса вновь сохранили ему жизнь, помогли выпутаться из непростой ситуации?

Ральф чувствовал дьявольскую усталость. Правда, на этот раз страдало не измученное испытаниями тело — устала его душа. Она болела, корчилась, будто отравленная ядом, и Ральф рассудил, что нет такого противоядия, которое могло бы победить эту боль.

Ефрейтор Мюллер не был рожден для войны. Из него мог бы выйти не самый плохой школьный учитель, получи он необходимое образование, или, на худой конец, шофер почтового фургона. Но только не солдат. Еще в Хизне, во время первой перестрелки у пилорамы, и после, когда они с Зигфридом побывали в бою с партизанами, Ральф не мог отделаться от отвращения при одной только мысли о том, что он кого-то лишил жизни. Всякий раз он думал, как убитого им человека оплакивают родные, живо представлял себе всю последовательность печальных траурных церемоний, отчего терял сон, аппетит, замыкался в себе и от этого страдал еще сильнее.

«Летчикам-то хорошо, — думал Ральф, сидя на скамейке, — сверху люди должны казаться маленькими жучками. Оттуда не видно крови и оторванных конечностей. Да, наверное, только у пилотов есть шанс вернуться домой нормальными».

Ральф встревожился, оттого что ноги его и руки вроде как перестали ощущать холод. Это говорило о том, что он начинает замерзать по-настоящему.

— Ральф? Ральф Мюллер! Вот это да! А еще говорят, чудес не бывает…

Перед ним, словно из-под земли, вырос его сослуживец, тоже ефрейтор, из того же артиллерийского дивизиона, который стоял в Хизне. От неожиданности Ральф подскочил на скамейке как ужаленный:

— Отто?! Как ты сюда попал? Живой!

Ральф даже не пытался скрыть эмоции — так обрадовался старому приятелю. Надежда вновь забрезжила на горизонте.

— Да я это, я, — невысокий, но коренастый и широкоплечий Отто, прозванный еще в учебном полку «бычком», казалось, был удивлен и обрадован не меньше Ральфа. — А ты, получается, с того света вернулся? Тогда снова добро пожаловать в царство Снежной королевы! Ну, рассказывай!

— Нет уж, давай ты, а то я продрог до костей и у меня зуб на зуб не попадает. Есть тут где погреться? Ты наверняка хорошо устроился, как подобает настоящему ефрейтору!

— Пошли со мной. Тут недалеко казарма, где мы поселились, пока формируется новая часть. Тесновато, но жить можно. А что это за форма на тебе? Ты в СС поступил?