Немецкая карта

Так вот и я после четырех лет службы в министерстве обороны в Бонне получил командировочное предписание отправиться в Амберг, приветливый к военнослужащим городок в Верхнем Пфальце с достопримечательностями в виде Наббургских ворот и мостом, отражающимся в спокойных водах реки. Не требовалось никаких чрезмерных усилий, чтобы, двигаясь вдоль старинной городской стены, за один раз обойти кругом весь этот средневековый город. Среди молодых солдат особой популярностью пользовались ниши, располагающиеся возле ворот и ведущие через стену во внутреннюю часть города. В этом месте были расставлены скамейки, все чуть скрытые за кустарником, так что прохладными вечерами там можно было провести пару–другую часов с какой–нибудь хорошенькой горожанкой до самого сигнала «вечерней зори». Да, я обязан был возвратиться в Амберг, если хотел продолжать свой путь солдата! И так уж устроено, что уже упомянутое нами и лучшее для этого условие — часто выдаваемые командировочные предписания.

У меня уже был опыт, приобретенный мной в этом городе еще курсантом, когда мне было девятнадцать. На скамейках у городской стены, например, под сенью церквей. Но это совсем иная история, никак не связанная с повествованием о жизни бундесвера и о жизни солдата вермахта.

В 1943  г., расписав стены нашей комнаты фресками, я в какой–то степени украсил казарму кайзера Вильгельма в Амберге. Помимо прочего, я вспоминаю картину, перед которой в изумлении застывали девочки из близлежащего лицея, охотно приходившие в казарму в День вермахта, хотя их мамаши быстро уводили их оттуда. Я тогда во всю ширину стены написал крупными буквами: «О чем может мечтать солдат–доброволец…» И постарался изобразить эти грезы в фигурах и краске. Они были переданы цветными тонами и формами, которые можно было мягко обозначить как женские. Главное же — они, эти изображенные здесь формы, заставляли биться солдатские сердца сильней обычного. Да, солдат–доброволец грезил именно «об этом»…. В картине не было ничего лишнего, а что в ней было, то отличалось откровенностью. Правда, если честно, то своей дочери я, возможно, тоже не позволил бы заходить в комнату и смотреть на ту часть стены над моей кроватью. Понятно, что фрески над кроватями моих товарищей были точно такого же рода. Но то, что я спустя столько лет вернулся в эту названную именем кайзера Вильгельма казарму, это точно уж можно расценить как чудо. Да это, верно, было настоящее чудо, после такой–то войны!

В казарме кайзера Вильгельма мы обустроили так называемый уголок традиций, в котором хранили вещи и предметы, связанные с памятью о кайзере. В витрине держали письмо его величества, обращенное к полку, почетным командиром которого был тогда кайзер, подобно тому, как короли или королевы Великобритании являются почетными командирами своего собственного шотландского Хайлендского полка.

В Амберге политическая дурость привела к тому, что это письмо кайзера было удалено из витрины. Нищи духом те солдаты, которым не дозволено гордиться солдатскими подвигами, совершаемыми ими сейчас, и подвигами, совершенными их отцами и дедами при образцовом исполнении своего долга в какие–либо иные времена, в которые мужество, храбрость и верность считались выдающимся проявлением солдатской доблести. В наше время солдатам в служебном порядке предписывается, кого они должны уважать и почитать. Сегодня в герои им назначают перебежчиков вермахта времен Второй мировой войны, своим предательством обрекших многих своих товарищей на смерть в России и в иных краях. Вроде — чтобы не быть голословным — того перебежчика под Шивенхорстом на Висле, который за несколько дней до окончания войны подробно проинформировал советское командование о наших оборонительных позициях, что имело чудовищные последствия. Ведь благодаря его предательству русская артиллерия имела возможность вести максимально точный огонь по немецким укреплениям, что привело к огромным потерям.

Министр, всем сердцем любивший армию

Как–то, в ту пору, когда я был командиром танковой бригады в Амберге, мои унтер–офицеры решили устроить большой праздник. Они хотели организовать что–то совершенно уникальное. Когда ответственный гаупт–фельдфебель изложил мне свою концепцию мероприятия, запланированного ими на субботу и воскресенье, я похвалил его и сказал, что вообще–то все здорово, для полного счастья не хватает только министра в качестве гостя. Мои слова вызвали восторженное воодушевление.

— В чем же проблема, господин полковник? — обрадовался гаупт–фельдфебель. — Вы же лично знаете министра. Может быть, пригласите его на наш праздник? Пожалуйста, господин полковник!

Почему бы и не пригласить, подумал я и решил по меньшей мере предпринять попытку. И действительно — чтобы получить согласие министра, потребовалось всего лишь позвонить в Бонн. Когда дело касалось его унтер–офицеров, Лебер всегда был готов пойти навстречу. А когда предоставлялась возможность, он к ним приезжал. Его безоговорочно можно было назвать главнокомандующим, всем сердцем любившим армию.