Немецкая карта

Перед окончанием срока службы в качестве офицера по планированию операций с использованием атомного оружия при натовской штаб–квартире Центральной группы армий в Центральной Европе (CENTAG) в Бонне меня спросили, готов ли я согласиться на перевод в Байройт. Что за вопрос! В течение трех лет я занимался разработкой сценариев войны с использованием атомного оружия, безусловно, как мне виделось, приводящей к гибели Европы, а тут предоставлялась возможность увидеть великие произведения европейской музыки в этом уникальном театре, а именно «на холме»! О Боже, снова и снова думал я, какое счастье! После работы по планированию и расчету последствий вселенского ада открывалась перспектива увидеть, как поднимается занавес в преддверии «Сумерек богов».

До этого момента мне в течение трех лет пришлось заниматься планированием операций с использованием атомного оружия; я учился точно рассчитывать его воздействие и посредством тщательнейшего анализа определять возможности нанесения врагу максимального ущерба при минимально возможном нанесении вреда природе, окружающей среде и населению крупных городов. Вряд ли кто может всерьез ожидать, что здесь его посвятят в тонкости технологий, способов, тактики и стратегии, применяемых в войне, ведущейся с использованием атомного оружия. Да, они, эти тонкости,возможно, не являются тайной за семью печатями для экспертов, находившихся тогда по разные стороны и оценивавших возможности использования атомного оружия, а также желательные или расчетные последствия его применения. На учениях давалась оценка точности нанесенного удара — «попали» или «промахнулись»; эффект воздействия отмечался на карте генерального штаба цветным фломастером.

Почему именно при воспоминании о периоде моей службы в Байройте на ум мне приходят такие апокалиптические мысли? Ведь там меня ожидала обычная работа, а именно командование совершенно обычным артиллерийским батальоном, оснащенным противотанковой гаубицей М 109 калибра 155 мм. Здесь необходимо отметить, что этот батальон можно было использовать в боевых действиях в условиях атомной войны.

Это был хороший батальон. Мой предшественник, подполковник Ханс Сакс (!), отлично потрудился как командир. Солдаты были хорошо обучены, а батальон имел хорошую репутацию у жителей Байройта. И такое, представьте себе, имело место в те годы, хотя к другим батальонам это вряд ли относилось. Нападки на бундесвер в собственной стране, которыми несколько лет спустя мне как начальнику Службы военной контрразведки бундесвера (сокращение немецкого названия МАД) пришлось заниматься, были распространенным явлением. В Байройте все, как уже говорилось, было иначе, миролюбивей. Взаимоотношения между солдатами и гражданским населением отличались доверием и гармонией. Мирное настроение было присуще баварскому канониру чаще всего тогда, когда он в обеденный перерыв сидел за кружкой пива. Было время — к сожалению, я командовал батальоном именно в ту пору, — когда по указанию Бонна распитие пива в баварских казармах оказалось под запретом. Вряд ли тот, кто издал такое дурацкое распоряжение, был баварцем. Тем самым я признаюсь в совершении должностного проступка. Я намеренно не выполнял этот приказ, хотя и не был баварцем. Баварское гражданство я получил от Франца Йозефа Штрауса значительно поздней, после скандала в связи с обвинениями в адрес МАД, которая якобы вела наблюдение за его канцелярией на мюнхенской Лацареттштрассе, о чем я расскажу в другом месте.

Штраус считал меня достойным баварцем. Правда, позднее, когда я уже был в звании генерала, на одном из приемов в вюрцбургской резиденции он пожурил меня за явную неспособность изъясняться на баварском диалекте. Штраус был выдающейся личностью своего времени. Между прочим, тут уместно упомянуть, что в досье, которое я держал закрытым в бронированном шкафу главы МАД, никаких конкретных свидетельств вовлеченности Штрауса в аферу компании «Локхид» в связи с покупкой «старфайтеров» у США не имелось. То, что говорили и писали тогда немецкие политики и журналисты, было неправдой; не было даже обоснованного предположения. Но я все–таки нашел одно свидетельство, а именно, что определенные силы исходили из того, что если это утверждение повторять достаточно долго и часто, то уж что- нибудь, но обязательно останется в общественном сознании, причем даже в том случае, если это лишь предположение. Эта история подрывала авторитет Франца Йозефа Штрауса. Когда он практически на все сто процентов убедился в том, что точно знает содержание заведенных на него досье или что оно ему ничем не грозит, дело «Локхид» перестало его беспокоить. Он мог себе позволить молчать.

Принимая командование батальоном, я поставил перед собой две основные задачи.

Во–первых, мне хотелось сформировать из батальона боеспособную единицу, которая была бы подготовлена для выполнения любых задач в условиях, приближенных к боевым, а во–вторых, установить отношения доверия между солдатами и населением, в том числе руководством города, которые не были бы обременены влиянием партий.