Немецкая карта

Теперь расскажем об одном случае, который был весьма типичен для взаимоотношений немцев и американцев в рамках Североатлантического союза. Контролирующие органы могут не беспокоиться, потому что я не буду указывать конкретное место, тактико–технические характеристики или наименование конкретной части; искать тут признаки разглашения военных тайн не стоит.

В 1964  г. мне поручили разработать основные принципы использования ставившегося на вооружение ракетного комплекса «Першинг» — ракеты среднего радиуса действия с ядерной боеголовкой на вероятном европейском театре военных действий. Ставилась задача держать ракеты «Першинг» как ядерные ударные носители военно–воздушных сил, то есть реактивных самолетов, в статусе оружия быстрого реагирования. Это означает, что на приведение ракет в боевое состояние и пуск отводились считанные минуты. На мой взгляд, американцы тем самым продемонстрировали особую степень доверия ко мне, потому что этот проект имел гриф секретности «Исключительно для США», означавший, что к документам, снабженным таким грифом, право доступа имеют только американские офицеры. Я в течение нескольких месяцев занимался проектом, когда же мне показалось, что настало время приступить к осуществлению его завершающей стадии, распорядился организовать проведение летных испытаний комплекса, проще говоря — мнимые боевые пуски. С этой целью я обязал расквартированный в Штутгарте 7–й корпус США выбрать для проведения пусков подходящий район, который был бы малодоступен для населения и позволял бы занять несколько стартовых позиций в лесном массиве.

После получения сообщения о завершении всех подготовительных мероприятий можно было определять конкретное время для начала испытаний. При этом само собой подразумевалось, что я как натовский офицер, ответственный за данный проект, обязан лично пронаблюдать за испытаниями и доложить о результате. Накануне выезда на запланированное мероприятие ко мне обратился Боб Данн, вообще–то не имевший к проекту прямого отношения; он слышал, что на следующий день я буду наблюдать испытания «Першинга» в 7–м корпусе, потом спросил, не стану ли я возражать, если он составит мне компанию, ему, дескать, очень интересно их увидеть. Разумеется, никаких возражений с моей стороны не последовало.

На следующее утро в 5.00 мы выехали на полигон. Когда мы прибыли на место, ответственный за пуски американский офицер, подполковник из штаба 7–го корпуса, доложил мне, что подразделение готово к выполнению задания. Но тут мой товарищ Боб Данн скороговоркой, взахлеб, попросил меня чуть–чуть подождать — ему, дескать, надо что–то прояснить с подполковником. Меня это, конечно, удивило, хотя вообще–то ничего необычного в том, что американцы иногда беседовали друг с другом с глазу на глаз, не было. (Немецкая сторона таких форм поведения не практиковала.) А еще, представьте себе, они имели обыкновение перед каждым принятием какого–либо решения в НАТО — что я самолично не раз и не два наблюдал — отправляться в свою национальную штаб–квартиру американских войск в Европе (USAREUR) в Гейдельберге и только после американского одобрения выдавали свое «НАТО — ВПЕРЕД!».

На сей раз такая самостоятельность мне не понравилась. Закончив свой разговор, господа вернулись ко мне. То, что выдал мне затем подполковник из 7–го корпуса, видимо, ему самому было очень неприятно. «Сэр, — сказал он, — вы не можете идти на огневую позицию. Проводимое мероприятие относится исключительно к компетенции Соединенных Штатов Америки, извините! Вы не можете быть допущены к наблюдению испытаний. У вас нет официального разрешения доступа к секретной информации под грифом «Исключительно для США»! You understand?»

Об этом, подумал я, мне могли бы сообщить и раньше, в Мангейме. «Это правда?» — спросил я моего товарища Боба. «Да, извини, мне очень жаль!»

Обсуждать больше было нечего. Я предложил Бобу для обратной поездки в Мангейм позаимствовать машину у 7–го корпуса, развернулся, сел в свой служебный автомобиль и поехал обратно в штаб–квартиру. Я сделал это без всякого промедления, потому что понимал, что продолжать этот разговор или, скажем, попытаться настоять на своем участии было совершенно бессмысленно.

После возвращения в штаб–квартиру в Мангейме я связался по телефону с ответственным за проект офицером вышестоящей инстанции — Объединенных сухопутных войск Центральной Европы (LANDCENT) в Фонтенбло под Парижем. На вопрос, как прошли испытания и удалось ли уложиться в расчетное время реагирования, я сообщил ему, как обстоит дело с испытаниями, наблюдать за которыми мне не разрешили.

«Ну нет, — последовал ответ, — НАТО не может позволять американцам вести себя таким образом. Такую подлянку мы им больше не спустим. Я доложу об этом завтра главнокомандующему на утренней планерке».