Немецкая романтическая повесть. Том II

Адриан настолько растерялся, что не мог произнести ни слова; вся его софистика, так помогавшая ему во всех спорах, вылетела у него из головы. Беспомощно он заявил наконец, что не намерен отвечать, так как он — жертва какого-то заговора и жестоко поплатился за свое добродушие. Ни эрцгерцог, ни Белла не могли дольше выдержать это зрелище. Эрцгерцог, смеясь, обнял Беллу и реабилитировал Адриана перед собравшимися, сказав, что он сам устроил свою возлюбленную на службу к Адриану, чтобы иметь ее ближе к себе. Адриан вздохнул свободно после его речи. Собравшиеся поздравляли эрцгерцога с так рано проявившейся в нем любовной изобретательностью, а Шьевр, охотно бы сделавший Карла любовником своей жены, чтобы еще больше забрать его в свои руки, громогласно уверял, что впредь ни за что не оставит жены наедине с эрцгерцогом. Тем временем эрцгерцог попросил Беллу пройти к госпоже де Шьевр, жившей в замке, и, распорядившись, чтобы ее одели в блестящие наряды, вернуться вместе с ней в залу совета; сам же он должен подписать несколько бумаг в связи с отъездом Адриана.

Эти бумаги служили лишь предлогом, чтобы получить время на размышление; противоположные желания боролись в его душе. Его волновали вопросы: к чему его обязывает любовь, к чему обязывает его положение, должен ли он жениться на герцогине Египетской, не поколеблет ли это его престола? Он не пришел еще ни к какому решению, как в комнате появилась Белла в сопровождении госпожи де Шьевр. Одетая в роскошное серебряное платье, узоры которого производили впечатление, словно все оно усеяно алыми цветами, с маленькой золотой короной на голове, она вызвала всеобщее восхищение своей уверенной осанкой, так что Соваж и Круа стали шептаться друг с другом о том, что вероятно это какая-нибудь принцесса, на которой Карл тайно решил жениться. Карл склонился перед ней, подвел ее к своему почетному креслу, но не мог ни слова произнести от волнения. Шьевр заметил его колебания и, желая угодить, дав ему время овладеть собой, подошел к нему и рассказал, что Адриан спешно удалился, потому что боязнь за свое доброе имя повлияла на состояние его желудка. Такой забавный успех его шутки мгновенно рассеял глубокую озабоченность Карла. Борьба чувств показалась ему несущественной и ненужной. Возможно, что подействовало на него и изнурение от всех хлопот этой ночи, когда он обратился к окружающим со словами:

— Торжественно объявляю Изабеллу, дочь Михаила, герцога Египта, единственной наследницей сей страны, повелительницей всех цыган во всех землях по сю и по ту сторону моря и разрешаю ей отправить их всех на родину в Египет, при условии, что она сама останется здесь как возлюбленная наша.

Белла, которая почти не вслушивалась в его речь и только с любовью смотрела на него, стараясь в то же время сохранить свою осанку и достоинство, при последних словах бросилась к нему на шею; теперь Карл мог уже больше не тревожиться, что Белла потребует бракосочетания с ним, и с сугубой нежностью поцеловал ее. Присутствовавшие испросили позволения облобызать ее руку, а Шьевр, старавшийся предупредить все желания своего повелителя, ходатайствовал, чтобы жене его дарована была милость оказывать и впредь гостеприимство принцессе Египетской, пока у нее не будет своего собственного дворца. Карл милостиво дал согласие на то, о чем недавно еще сам просил как о милости у госпожи Шьевр. Белла пошла со своей новой матерью в другую часть замка, а Карл обменялся еще несколькими словами с присутствующими. Было уже позднее утро, когда они разошлись. Птицы пели, а государственные люди отправились по своим постелям. Но Карл растянулся на дерновой скамье в замковом саду, где Белла увидала его из окна своей комнаты, и не мог заснуть.

В доме господина Корнелия тем временем уже началось великое смятение; очнувшись от своего тяжелого хмеля, он так стал бесноваться под печкой, что все домашние сбежались в самых легких костюмах. Все были более или менее пьяны, и потому никто не позаботился о хозяине дома, а Медвежья шкура даже забыл в эту ночь сходить к себе в могилу посмотреть на свои сокровища. Малыш, который висел, покачиваясь, и видел под собой изразцы, изображавшие море с кораблями, вообразил с перепоя, что он летит над морем, и уже готов был прихвастнуть этим. Когда же его отвязали и он шлепнулся носом в это море, то он вообразил, что погиб. И даже после того, как его подняли и пообчистили, он долго еще не мог отделаться от своих страхов. Наконец он пришел в себя и потребовал, чтобы его отвели в спальню. Но тут возникло новое замешательство, когда хватились его жены, от которой только и осталось следу, что сбитая постель. Ее исчезновение было для всех загадкой, даже для старой Браки и служанки, которые знали некоторые обстоятельства дела.