Немецкая романтическая повесть. Том II

Старания малыша создать из своей глины подобие Беллы не вызывали в ней смеха. Доброе сердце Беллы испытывало сострадание; она просила поскорее прекратить торжественное заседание, ибо в конце концов она должна была себя самое винить в его несчастной участи, ибо ее дерзновенное любопытство вызвало его на свет из покойного лона земли.

— Чорта с два! хорошенький покой там в земле! — вдруг взял да и проговорился малыш из духа противоречия; — кроты, медведки, муравьи, право, терзали меня еще почище, чем все вы тут, вместе взятые!.

Шьевр заявил, что этого признания более чем достаточно, и покинул залу вместе с другими придворными. Эрцгерцог же похлопал малыша по плечу и сказал ему, что он должен теперь серьезно поразмыслить о всей разнице происхождения из корня и из княжеского рода, которая разделяет его и Беллу; и, конечно, ему невозможно было бы быть мужем Беллы, ибо, как сказано в Библии: жена да боится своего мужа, и народ, который ей повинуется, ни за что бы не потерпел его подле нее; но, правда, было бы возможно, и гораздо лучше для него, обручиться с ней морганатическим браком и жить с ней в одном доме в звании ее фельдмаршала, только не разделяя с ней ни стола, ни ложа; однако, чтобы заслужить такое высокое отличие, должен он обещать с неустанным рвением выискивать все скрытые сокровища и передавать их ему, эрцгерцогу, как покровителю будущего цыганского государства.

Малыш призадумался, затем воскликнул:

— Браво, вот это мне по вкусу, и я прыгнул бы вашему высочеству на шею, если бы вы были пониже ростом. Когда у меня будет собственная спальня, я, наконец, посплю спокойно; до сих пор я не знавал еще, что такое сон. Моя погибшая жена, — если она не та, что здесь, — не давала мне ни минуты покоя и стоила мне двух совершенно новеньких глаз, которые находились у меня на затылке и которыми я мог бы все предвидеть, если бы сумел их опять себе завести. Общий стол с моей прежней женой, — если она не та, что здесь, — также никогда мне не был особенно приятен; сколько бы я ни кричал, она всегда брала себе лучшие куски, и если я не сидел спокойно, то била меня горячими костями, равно как и суповой ложкой, по лицу.

Белла также не стала возражать против этого предложения, и тогда эрцгерцог послал к тому самому священнику, который уже раз обвенчал альрауна, и велел ему пригрозить, что посадит его на хлеб и на воду за совершение тайного бракосочетания, если он откажется повторить обряд в торжественной обстановке. Несчастный на все согласился с готовностью, и вечером, в присутствии немногих близких к эрцгерцогу лиц, была отпразднована морганатическая свадьба, которая в такой же мере обещала установить мирные и спокойные отношения между второстепенными лицами нашей повести, именно Бракой, Корнелием Непотом и скаредным священником, как и между нашими героями, эрцгерцогом и Беллой. Белла, однако, ничего с собой не могла поделать и так разрыдалась во время совершения обряда, что не могла выговорить своего согласия; тщетно Карл нежно спрашивал ее о причине ее слез, — она не могла привести иной причины, кроме той, что ей вспомнилась маленькая кошечка, которую она однажды утопила ради альрауна: в этом грехе она забыла покаяться. Так как это обстоятельство не составляло препятствия для свадебного обряда, то положили считать брак заключенным, и малыш уже в тот же вечер засвидетельствовал свою благодарность эрцгерцогу тем, что из одной замурованной ниши замка достал клад монет и золотых цепей, лежавший там свыше двухсот лет.