Немецкая трагедия. Повесть о К. Либкнехте

Ведя дела исправнейшим образом, Кнорре получал возможность проводить вечера там, где ему было необходимо. А позже стал прятать гектографические оттиски листовок, часть типографского шрифта и другие, не менее опасные вещи в несгораемом ящике начальника, ключ от которого держал всегда при себе.

Разумеется, риск был немалый. Один раз в батальон явилась комиссия проверять солдатское имущество. Видно, кое-какие подозрения у властей возникли.

Застигнутый врасплох, Кнорре, когда вошли к нему в канцелярию, вскочил, вытянул руки по швам и замер, ожидая, чем кончится история.

Они стали придирчиво осматривать все. Если сейчас направятся влево к несгораемому ящику, он пропал.

Капитан Унгер, видя, что члены комиссии направились влево, сообразил, что надо спасать себя: он знал, что в несгораемом ящике писарь кое-что прячет.

— Там дальше мое личное, не солдатское, — сказал он.

— Тогда не будем просматривать? Или как? — Член комиссии вопросительно посмотрел на коллег.

Обыск был приостановлен. Кнорре, стоявший навытяжку, вздохнул с облегчением. На этот раз пронесло.

Как раз в тот вечер предстояла встреча в трактирчике возле Шпрее, в маленькой пивнушке. У него была надежда увидеть там не простого связного, а товарища повыше.

Когда он опять попросил увольнительную, Унгер метнул в его сторону гневный взгляд.

— Я б тебя застрелил, ей-богу!

— Что поделаешь, господни капитан. Зато постараюсь быть вам еще более полезным.

Унгер ничего не ответил. Он подписал увольнительную и протянул писарю, не глядя на него.

В потрепанной шинели и старых башмаках Кнорре был похож на сотни таких же солдат на берлинских улицах. Они примелькались, никто не обращал на них внимания.

В пивной он спросил кружку пива и, постукивая пальцами по столу, стал ожидать условного знака.

Наконец, сурового вида, невысокий, с очень выразительным, энергичным лицом человек, пробиравшийся между столиками, обратился к нему:

— Пиво сегодня какое? Дерьмо или можно пить?

— Привык, — сказал Кнорре. — На хорошее рассчитывать не приходится.

Тогда человек сел, не обращая внимания на соседа. Разговор завязывался как бы случайно и уж, во всяком случае, был незначителен. Суровый товарищ (это был Иогихес, Кнорре готов был дать голову на отсечение) смотрел рассеянно по сторонам и недовольно щурился. Словно все ему было тут неприятно, в этой приречной пивнушке.

— Теперь еще Италия, черт ее побери, — заметил Иогихес брюзгливо. — Тоже пошла войной против нас.

— Да, стерва порядочная, — согласился Кнорре.

Позже Иогихес, уже попивая свое пиво, спросил, не глядя:

— Говорят, на вас можно положиться?

— Я надеюсь.

— Странный ответ… Что значит «надеюсь»? Нужна уверенность.

Он порылся в кармане и достал мундштук. Затем вынул курительную бумагу, предложил соседу — пускай закурит тоже.

В общем, в руках у Кнорре оказался довольно важный материал, который он не спеша сунул в карман.

— Мне надо иметь тысячу экземпляров, не меньше. Лучше, если больше.

— Постараюсь, — сказал Кнорре.

— Тут насчет стервы Италии. И еще одной стервы.

— Я понимаю, — сказал Кнорре.

При всей нелепости разговора у него осталось ощущение встречи со значительным человеком. Он не мог себе объяснить почему.

Каждый заплатил за свое пиво сам. Покинули пивнушку в разное время, даже не кивнув друг другу. Мало ли кто может сесть за ваш столик…

Ночью, когда в казарме все спали, Кнорре, добившийся права на собственный огарок, переписывал при свече листовку. В случае чего он бы ее сжег. Но нет, все складывалось благоприятно.

Она называлась «Главный враг в собственной стране». Лишь много позже он узнал, что написана она была самим Либкнехтом.

Целью листовки было показать, кто истинный виновник происходящего.

Кнорре читал с увлечением:

«Народные массы воюющих стран начинают освобождаться от сетей официозной лжи… Безумное заблуждение о «священных» целях войны все более и более рассеивается, военный пыл исчезает; как в народе, так и в армии растет, укрепляется воля к миру…

Мы спрашиваем: кого благодарить германскому народу за продолжение кошмарной войны?.. Кого же еще, как не ответственных, но по существу безответственных деятелей в собственной стране!

…Безрассудный лозунг «держаться во что бы то ни стало», который все глубже ввергает народы в пучину взаимного истребления, теперь опозорен. Исторический момент властно диктует социалистическую задачу дня — интернациональная пролетарская классовая борьба против кровавого истребления народов империалистами!

Главный враг каждого народа — в собственной стране.

Главный враг германского народа находится в Германии: это германский империализм, германская военная партия, германская тайная дипломатия».

Всю ночь Кнорре готовил экземпляр листовки, чтобы можно было в следующую ночь ее размножить: писал особыми чернилами, которые он держал в укромном месте.