Немецкая трагедия. Повесть о Карле Либкнехте

— Хотя старое и низвергнуто, не следует думать, будто наша задача выполнена. Придется напрячь все силы, чтобы воздвигнуть республику рабочих и солдат и создать пролетарский строй, покоящийся на счастье — на мире, свободе и счастье наших германских братьев и наших братьев во всем мире. Мы протягиваем им руку и призываем к завершению мировой революции.

Далее, чувствуя внимание необозримой толпы, испытывая потребность включить немедленно всех в общее новое дело, Либкнехт торжественно произнес:

— Те из вас, кто хочет видеть осуществление социалистической революции в Германии и во всем мире, пусть поднимут руку и поклянутся в верности революции!

Руку подняли все до единого человека. Крики «Да здравствует республика!», «Да здравствует революция!», «Да здравствует Карл Либкнехт!» огласили площадь.

Слушая Либкнехта, все были охвачены единым чувством и устремлены к одной цели.

Но страна вовсе не была единой. Противоречия, раздиравшие ее, не исчезли. События обрушились на многих так неожиданно, что разобраться в них сколько-нибудь они попросту не успели.

Егеря, введенные накануне в Берлин для охраны порядка, не понимали, что же происходит в столице. После споров_; которые прежде были бы невозможны в воинской части, решили послать делегатов. Делегатам поручили привести сведущего человека, который объяснил бы все толком.

Кто был теперь самым сведущим? Наверно, социал-демократы, пришли к выводу егеря. И делегация направилась разыскивать их штаб.

Социал-демократические лидеры при виде выряженных егерей, явившихся к ним за разъяснениями, растерялись было, но затем умилились. Вот как велик их авторитет в глазах масс: отборная воинская часть видит именно в них вожаков движения! Но кого к ним направить?

Переглянувшись с Эбертом, окинув взглядом всех, кто находился рядом, Шейдеман остановился на давнем своем друге Отто Вельсе.

Тоном, не предполагавшим возражений, Шейдеман сказал:

— Задача возлагается на тебя, Отто. Подтянувшись и стараясь шагать в ногу с егерями, Отто Вельс отправился в казармы на Фридрихштрассе. Тем временем в ожидании оратора полк построился на плацу. Увидев стройную плотную массу военных, замерших при его появлении, Вельс растерялся. Ему предложили влезть на возок.

Он окинул неспокойным взглядом солдат: лица, полные недоверия. Кто знает, чем это кончится! Стараясь нащупать, к чему проявит большую чувствительность его загадочная аудитория, Вельс заговорил: отечество в опасности, война проиграна окончательно, кайзер натворил уйму ошибок, противники используют их и ставят немцев в невозможное положение…

Немного петляя, то уклоняясь в сторону, то вновь заговаривая о самом существенном, он вскоре почувствовал, что егеря ловят каждое его слово. Тогда, повысив голос, Вельс заговорил о подъеме, который переживают немцы: новая власть готова сделать все для народа; только бы избежав междоусобицы, и жизнь снова войдет в нормальную колею…

Словом, взобравшись на возок в страхе и неуверенности, Вельс сошел, с него почти триумфатором. Последние его слова были встречены общими возгласами одобрения.

В помещение «Форвертса», где обосновался штаб социал-демократов, Вельс вернулся в сопровождении шестидесяти егерей. Они готовы были охранять тех, кто так озабочен благом народа.

Это маленькое приключение, одно из бесчисленных в тот бурный день, помогло шейдемановцам ощутить меру солдатской доверчивости. Необходимо было использовать ее как можно лучше в своих интересах.

Эберт тоже выступил перед демонстрантами. Этот вечно хмурый, короткотелый, с грушевидной головой битюг нашел в тот день рисунок своего поведения. Он почувствовал себя канцлером, высшим лицом в стране. Но он в то же время являлся председателем своей партии. Двойное, так возвышавшее его положение требовало интонаций не брюзгливых и не угодливых. Время речей, в которых он соглашался, уступал, присоединялся, выражал признательность своей партии, прошло. Началась новая полоса.

Откашлявшись, выждав ровно столько, сколько нужно было для водворения тишины, он начал низким и зычным, падавшим веско в толпу голосом:

— Сограждане и товарищи, революция свершилась! Народ восстал против чудовищных деяний режима кайзера. Народ вышел на улицы и победил!

Начало было хорошее. Толпа ждала продолжения. И, войдя в свою новую роль, Эберт продолжал:

— Граждане столицы, вы победили, и вы имеете право насладиться плодами победы. Предстоит работа неустанная и неусыпная. Но можете быть уверены, что мы, облеченные вашим доверием, сделаем все, чтобы победа осталась у вас в руках.

Так на ходу складывались новые формулы обмана и демагогии: народ пока что ничем его не облек, а он ссылался уже на его доверие; народ не знал еще, какую победу вырвал сегодня, выйдя на улицы, а ему объяснили, что теперь самое важное — повиноваться новым руководителям.

Эберт остался доволен своей речью и формулировками, которые впервые пустил в ход. Зато остался недоволен тем, как повел себя Шейдеман.