Немецкие бомбардировщики в небе Европы. Дневник офицера люфтваффе. 1940-1941

Когда мы сегодня ночью летели домой, Рихтер настроился на волну. Точно не знаю, что это была за станция, кажется, «Дойчландзендер» из Кенигсвустерхаузена. Шли довольно высоко, около 4000 метров, так что прием был отличный. Сначала передавали какие-то вальсы, а потом музыкальные отрывки из «Веселой вдовы». Мне всегда очень нравилась «Веселая вдова». Вовсе не потому, что это любимая оперетта фюрера, я и вправду очень ее люблю. Потом кто-то запел: «Я сбежал к „Максиму“, там шутки, и яркий свет, и девочки, с которыми я поболтаю…»[33] Это всегда была моя самая любимая песня. Я начал тихонько подпевать, а потом слышу через переговорник, что остальные тоже подхватили. По крайней мере, Бибер и Хессе. Мы спели все остальные мелодии из «Веселой вдовы», хотя слов почти не знали и пели просто «ля-ля-ля» или кто что придумал.

Потом, когда прилетели, Бибер сказал, что у него сегодня день рождения. Было уже три часа ночи, так что день рождения, можно считать, уже начался. Мы единогласно решили отпраздновать немедленно и даже нашли с этой целью несколько бутылок вина, хорошего старого французского вина.

Бибер, оказывается, летал на Варшаву, он нам немного рассказал об этом. С Варшавой дело тянулось не так долго, как с Лондоном, и там не было никаких нейтральных вод, которые бы ее защищали. После того как наши бомбардировщики поработали по городу, у пехоты уже не было никаких проблем туда войти. Самолеты летали так низко, что Бибер чувствовал запах дыма. Никаких противовоздушных средств и в помине не было. Все дело произошло так быстро, что, когда поляки выбросили над Варшавой белый флаг, Биберу стало даже как-то досадно: не удалось хорошенько повоевать. Оберлейтенант, который к этому времени подошел и сел к нам за стол, удивился, что мы не нашли другой темы для разговора за праздничным столом. Бомбардировка Варшавы и в самом деле не самая подходящая тема для дня рождения. Оберлейтенант предложил, чтобы каждый из нас рассказал о каком-нибудь своем приключении из времен летного училища.

Лучше всего рассказал Бибер. Однажды он без увольнительной сбежал из тренировочного лагеря в гражданской одежде. Когда вернулся, его поймали и доложили командиру. Результат – трое суток ареста. Пока сидел на гауптвахте, от нечего делать начал читать устав, впервые в жизни, кстати сказать. Выяснилось, что читать во время пребывания под арестом запрещено, за единственным исключением: Библию читать было разрешено. Так что он заказал себе Библию. И тут вдруг оказалось, что во всем лагере нет ни одного экземпляра. В камере появился офицер и с виноватым видом проинформировал Бибера, что не может доставить ему Библию. Бибер не отступился и заявил, что хочет видеть пастора. При этом опять же сославшись на главу устава. Пастора наконец нашли. Бибер попробовал уговорить его перекинуться в картишки, но тот отказался. Бибер говорит, что пастор наверняка был не прочь, но очень боялся проиграть свои денежки.

Потом, когда оберлейтенант ушел, а все уже порядком поднабрались, мы прокрались в служебное помещение, где стоял мощный радиоприемник, и настроились на Нью-Йорк. И услышали про всю нашу работу за сегодняшний день. Пожары и все прочее. Это было просто потрясающе. Диктор говорил, что эта ночь была самой страшной из всех, которые пережил Лондон. Много рассказывал о людях, дежуривших на крышах домов, о том, как они сбрасывали зажигалки вниз, чтобы не было пожара. Но пожаров было предостаточно, мы сами видели. Сегодня были сотни убитых и раненых, продолжал диктор, но точные цифры узнать невозможно, потому что очень много людей похоронено под развалинами собственных домов. Было невероятно интересно.

16 сентября 1940 г. ВОЕННЫЕ КОРРЕСПОНДЕНТЫ

Герр Вернер Клеффель[34] гостит у нас уже несколько дней. Надеюсь, он когда-нибудь все-таки отчалит. Он нам уже осточертел.

Вернер Клеффель – кригсберихтер. Раньше такой человек назывался кригсберихтерштаттер, но теперь он называется кригсберихтер. Если его так назвать, то он как будто бы в гуще событий. Более агрессивен, что ли. Но разницы, конечно, никакой.[35]

Я ни в коем случае не отрицаю важность работы репортеров на войне. Естественно, наш народ хочет знать свою армию. И так же естественно, журналист должен бывать на фронте, чтобы получать достоверный материал. Но я не понимаю, почему эти журналисты непременно хотят везде побывать и во все влезть. Я имею в виду, не понимаю, зачем им все это позволяют. Вряд ли кому-то понравится, будь то офицер или рядовой, если вылетаешь на задание, а к тебе в самолет лезет какой-то там корреспондент. В конце концов, гораздо полезнее взять еще одну бомбу, чем журналиста. Бомба все-таки поможет победить врагов, а журналисты только нервируют экипаж.