Немецкие деньги и русская революция: Ненаписанный роман Фердинанда Оссендовского

Так, в письме одного из «агентов контрразведки» на имя народного комиссара по иностранным делам от 25 марта (на бланке «Контрразведки при Ставке», но без исходящею номера) в частности, говорилось: «Довожу до сведения комиссариата, что сегодня германский разведчик Бауэрмейстер имел продолжительное совещание с заведующим нашей контрразведкой т. Фейерабендом и с тов. Крыленкой. Дебатировался вопрос о том, чтобы в состав русской делегации, отправляющейся в Соединенные Штаты для ревизии военных заказов, ввести двух лиц: датчанина Гансена и рекомендованного т. Ганецким — Пельтенбурга, снабдив их русскими паспортами»²⁹. Цель поездки: проникнуть к американским изобретателям и разработчикам новых типов оружия. Об изощренности фантазии Оссендовского говорит, например, письмо адъютанта «Разведывательного бюро» Генриха «народному комиссару господину Володарскому» от 5 апреля 1918 г. под грифом: «Секретно. Лично». «Прошу Вас, — говорилось в письме, — доставить несколько русских паспортов на бурятские фамилии для отправляемых в Манджурию и на Дальний Восток агентов-китайцев для исполнения плана нашего штаба относительно создания конфликтов между Соединенными Штатами Северной Америки и Японией во время их оккупационной кампании на берегах Тихого Океана. Прошу исполнить настоящую просьбу в порядке большой срочности»³⁰. Хотя Володарский не был никогда народным комиссаром, а просто комиссаром и никакого отношения к выдаче паспортов тоже не имел, но неизвестной рукой без подписи на документе оставлена помета: «Михайлову». Кто Михайлов, думайте сами.

Володарский попался на зуб Оссендовскому и в третий раз. В письме «Nachrichtcn Bureau» от 7 апреля на имя «господина председателя Совета Народных Комиссаров» несуществующий Рудольф Бауэр рекомендовал поручить комиссару Володарскому «составление прокламаций на русском и английском языках», обвиняющих Японию в аннексионистских замыслах против России³¹. Напомним, что к этому моменту телеграф уже донес весть о высадке японской дивизии во Владивостоке.

Примером того, как Оссендовский использовал попавшие ему в руки недействительные личные удостоверения, могут служить три документа, связанные с фамилией солдата Николая Ракитина. У Оссендовского оказались два удостоверения солдата Сводной пехотной дивизии Николая Ракитина. Первое, выданное ему председателем дивизионного комитета от 2 декабря 1917 г. о том, что он действительно является «гражданином солдатом» этой дивизии с приложением подлинной печати Военно-революционного комитета Сводной пехотной дивизии³². А второе — удостоверение городского лазарета о том, что солдат Сводной пехотной дивизии отправляется на родину в город Барнаул сроком на шесть недель для поправления здоровья³³. Справка машинописная по форме, куда вписывались только фамилия и место назначения. На обороте первого удостоверения значилось: «Явлен 1918 г., февраля 17 дня в Управление комиссара 2-го района г. Острова Псковской губернии». То же написано в соответствующих графах подлинного оттиска мастичного штампа. Оба удостоверения были погашены диагональными чернильными линиями. Следовательно, вместо них солдат Николай Ракитин уже получил какое- то новое удостоверение. А эти оставил в том месте, из которого их незаконно получил Оссендовский. И что делает с ними последний?

Он сочиняет письмо от «Разведывательного бюро БГШ» на имя комиссара внутренних дел Петроградской трудовой коммуны от 3 апреля 1918 г. следующего содержания. «Настоящим честь имею просить Вас заменить прилагаемое при сем свидетельство № 495, выданное обер-лейтенанту Линденау на имя солдата Николая Ракитина, на иное свидетельство, так как обер-лейтенант Линденау получил срочную командировку на Дальний Восток для наблюдения за японскими и американскими оккупационными властями и для руководства нашими агентами, выполняющими наш план на Дальнем Востоке. Совершить вторую поездку с прежним документом признано опасным, так как в штабе комиссара Западной Сибири на обратном пути обер-лейтенант Линденау встретил значительные затруднения при предъявлении прилагаемого свидетельства, а в Саратове был арестован по подозрению в шпионстве»³⁴. Таким же путем Оссендовский поступал и с другими попавшими к нему подлинными личными документами. Каждое такое произведение — план целого романа или, во всяком случае, повести. Неиссякаемое воображение писателя работало здесь со столь неблаговидной и безнравственной целью.